Нэд сидел на сложенном в несколько раз чехле от джипа, одной рукой держась за металлический штырь, другой придерживая автомат между ног. Сквозь два узких прямоугольника в бортах било солнце, разгоняя кромешную темень. Яркие лучи скользили по макушке и чиркали по глазам, когда машина совершала очередной прыжок.
Пустой взгляд скользил по полу, изредка задерживаясь на старом масляном пятне и двух дырках с неровными краями.
На душе было муторно. На душе было паршиво и гадко. Хотелось бить и ломать. И крыть матом во весь голос. И выпустить весь магазин в тех тварей, что лезли к хутору. И тех, кто вообще все затеял…
Больные, усталые глаза Мечислава, его слабая усмешка и бледное лицо не покидали память. И шепот Доры еще тревожил слух. Страстный, горячий, когда она прижималась к нему и обнимала. Благодарный и довольный, когда мурлыкала на ухо нежные слова.
Он бросил их, беспомощных, одних на хуторе, куда вот-вот должен был прийти караван. И пусть даже шли армейцы из Ругии, пусть их ждала Дора, все равно это подло – бросать беззащитных людей, бросать друзей. И вдвойне погано – бросать девчонку, которая доверилась, стала твоей…
Эмоции бередили душу, били по совести с такой силой, что у Нэда темнело в глазах. Он дважды порывался выпрыгнуть из машины и бежать на хутор. И плевать, что там полно солдат, по крайней мере будет рядом, защитит. Пусть даже своей жизнью…
Но Нэд сидел на месте. Смотрел в пол и крепче сжимал автомат. Там, в глубине сознания, кто-то чужой, незнакомый трезво оценивал обстановку и диктовал волю. Тот, незримый, с точностью машины просчитал ситуацию и абсолютно точно знал: Дора у своих, Мечислава довезут до форпоста и вылечат. Их мучения и скитания закончились, они в безопасности. В отличие от него.
Теперь он – бездомный изгой, беглец. Один, без друзей и знакомых, в чужой машине с малознакомыми людьми. Объединяет их одно – желание спасти жизнь. Любым способом.