Всемирная выставка в Петербурге

– Да я не сидел, говорю же! Меня в плен взяли. А после отпустили.

– Что ты мелешь? Я к тебе со всей душой, а ты мне чушь городишь! За дурака, что ли держишь?! – Обиделся Коля.

– Да правда! Вот те крест!

– Кому другому ври... Правду говорят, что вас, сидельцев, что горбатых, до могилы не исправишь!

И Сапожников ушёл.

Миша не стал догонять и переубеждать его. Можно сказать, что он даже выдохнул с облегчением, избавившись от Колькиной компании: уж слишком опасные речи водил тут посредь бела дня, среди кучи народу. Раньше Коржов не особенно задумывался о таких вещах, считая, что жандармы забирают только нигилистов, врагов рода человеческого, а ему как честному рабочему и подданному царя беспокоиться не о чем. Теперь всё стало выглядеть иначе... Сначала этот филёр, пытавшийся выхватить крестик и поехавший с ним вместе на «метро», теперь жандармы... Кое в чём энэмы не соврали: они ведь говорили, что Сергеевым ищейкам хватит и суток, чтобы выследить и схватить Михаила в столице. Кстати, суток ещё не прошло...

Ситуация для Коржова обрисовалась, конечно, очень неприятная, но что с нею делать, он всё равно не имел понятия. Так что решил сделать то, зачем пришёл: потребовать своё жалование за последнюю неделю работы.

***

Дежурный приказчик в конторе, услышав фамилию Михаила, посмотрел на него так, словно увидел привидения. Впрочем, через несколько секунд он успокоился и спросил причину двухнедельного прогула.

– Запой, – сказал Миша.

– Мы вообще-то увольняем за запой, – сказал приказчик. – А последнюю зарплату удерживаем в качестве штрафа.

– Ладно вам, – сказал Коржов. – Я пошутил. Это один мой товарищ сказал, я в запое. Хотел поддержать его байку. Вы же видите моё лицо. Разве это лицо пьющего человека? Я болел на самом деле.

– За болезни то же самое.

– А если я скажу, что у меня были неотложные семейные дела? – полюбопытствовал Миша.

– Всё одно. За прогул увольняем, зарплата — в счёт штрафа.

Слова приказчика по самому их содержанию должны были звучать неумолимо и сурово, но произносил он их, напротив, как-то робко, неуверенно. Это придало Коржову наглости:

– Да как-так получается?! Я на вас, стало быть, горбатился, столько дней, а стоило несчастью приключиться в моей жизни, что не смог прийти на стройку, так вы, стало быть, и рады обокрасть меня?! Где это видано, чтоб человека зарплаты лишать?! За честно отработанные дни!

Вообще-то Михаил неплохо знал, какие порядки в отношении рабочих царят и на заводах, и на фабриках, и на стройках, так что на успех особенно не рассчитывал — просто думал душу отвести, хоть поскандалить. Тем сильнее было его удивление, когда приказчик ещё более испуганным и вялым, чем прежде, тоном, сказал, что сейчас посоветуется с начальством. Он велел Мише ждать и ушёл.

«Неужто выплатят?»

Нет, как-то подозрительно.

Повинуясь некому инстинкту, Коржов замер и прислушался. Под потолком жужжала муха. Из окон доносились звук пилы и пыхтение парового крана. В соседнем помещении, дверь в которое была приоткрыта, кто-то скрипел пером о бумагу. А потом донёсся шёпот того самого приказчика:

– Там этот... о котором говорили... ну, Коржов... Фимка, срочно пошли за жандармами!

Миша пулей вылетел из конторы.

Жандармы! В этот раз он точно ничего не объяснит им! Ни паромобиля, ни дирижабля не отберёт! Бежать некуда! Территория стройки большая, но на неё есть всего два входа. Пока он будет бежать до одного из них, оба, скорее всего, уже будут перекрыты голубыми мундирами! Значит, надо спрятаться на стройке... Только где? Ни в одном павильоне нет такого места, где поместился бы целый мужик незаметно.

А если...

Единственный шанс!

Михаил бросился к колесу обозрения.

Он давно хотел прокатиться на этой штуковине. Знал, что её смотритель дядя Яша пускает работников стройки бесплатно... Да всё недосуг было. Может быть теперь самая большая, самая заметная конструкция на всём Голодае поможет ему скрыться? Ведь где ещё прятаться, как не у жандармов под носом?

– Дядя Яша! Помогите ради Бога!

– Что случилось?

– Меня оговорили! Обвиняют в воровстве и в том что я будто бы не тот, за кого выдаю себя! Полицию вызвали!

– Батюшки!

– Дядя Яша, вы же знаете: я честный человек!

– Да что ж сделаю?..

– А спрячьте меня в колесе!

– Что же, ежели так... Полезай!

Миша бросился в ближайшую кабинку и залёг там на живот. Ему так хотелось скорее скрыться, что он даже не полюбопытствовал оглядеться вокруг, когда его убежище начало подниматься. Лишь оказавшись на самом верху и почувствовав остановку, Коржов собрался встать оглядеться.

Ух ты! Правду говорили! Голодай как на ладони! Вон царскую ложу на стадионе сооружают! А вон на арке входа с чем-то возятся: скамьи, вроде, красят для зрителей... Вон он, злосчастный павильон Голландской Ост-Индии, утыканный идолами. Вон Павильон Хлопка с белым куполом — как будто бы игрушечный!

А вот голубые мундиры идут к дяде Яше...

Столпились внизу. Говорят с ним.

Боже, только бы не выдал! Богородица, пронеси!

Миша снова лёг на пол кабины, стал молиться...