Всемирный разум

Е. Вильсон и Б. Хельдоблер предполагают, что муравьи смогли подняться до такого уровня тогда, когда в процессе эволюции у них появилась каста работников, ставших своего рода альтруистами, не участвующими в продолжении рода. Неспособные к размножению особи заботятся о яйцах, которые откладывает царица, ухаживают за ними и охраняют колонию от проникновения захватчиков. Как странно в данном случае проявляет себя бесплодие! Считается нормальным, когда живые существа ведут борьбу за возможность оставить потомство, что и определяет их личную «повестку дня», а также выделяет из группы. Однако стерильные рабочие муравьи не имеют личной программы действий, поскольку бесплодны. Обслуживая свою царицу, они дают ей возможность отложить больше яиц, чем в других условиях. И они готовы к смертельной схватке при защите своей колонии. Рабочие муравьи проявляют настолько альтруистическое поведение – весьма необычное, однако очень выгодное для всего муравейника, – что Вильсон и Хельдоблер полагают: эта каста становится ключевым элементом, позволяющим колонии достичь статуса сверхорганизма. Последняя требует от этих муравьев именно такой эволюции – и подобное развитие обеспечивает выход на более высокий уровень существования всего рода.

Что, если Интернет займет в нашем обществе то же место, которое отведено в муравейнике рабочей касте, и альтруистическая модель поведения станет его основой? Он не обладает собственной репродуктивной функцией, зато может осуществлять в наших интересах множество других. Более того, Интернет – это как будто воплощение класса стерильных работников, которые, в целом, очень многосторонни. Компьютеры способны хранить и выполнять значительно больше реализующих различное поведение программ, чем муравьи. Возможно, подобно тому, как работники-альтруисты позволили муравьям обрести коллективное сознание, Интернет побудит людей совершить рывок к… назовем его так, сверхсознанию

? И, подчеркнем еще раз, физическое слияние с Интернетом, вероятно, только ускорит появление такого сверхсознания.

Попробуем расширить область аналогии, предложенной Вильсоном и Хельдоблером, распространив ее на то, что я назвал бы гиперорганизмом ( hyperorganism),

объединяющим в себе новые существа, которые, возможно, появятся в будущем.

Как мы узнаем, что Гиперорганизм появился?

Возможно, мы и не сможем

этого узнать – по определению. Клетка ведь не знает целей, которыми руководствуется животное. Нейрон не в состоянии вместить все мысли мозга. Однако мы не можем оставить без рассмотрения те новые явления, которые нельзя объяснить, опираясь только на то, что нам уже известно. Например, сегодня мы можем ясно и рационально объяснить биржевые крахи прошлого. В 1987 году он был вызван тем, что компьютеры принялись бессмысленно множить торговые операции лишь потому, что каждый из них включался в эту деятельность и начинал торговать, торговать, торговать. Кризис 2008 года уместнее связывать с человеческим поведением: необеспеченный кредит для приобретения жилья привел к надуванию пузыря на рынке недвижимости. Однако если некий кризис случился, но не получил ясных объяснений подобного рода, мы должны поинтересоваться: не вызван ли он тем, что сложности могли возникнуть у кого-то на более высоком уровне [185] ?

Еще один пример. Эволюционный прорыв, связанный с рождением речи, был заметным шагом вперед, однако ее появление обернулось и возникновением новой болезни – шизофрении. Считается, что мнимые голоса, которые слышатся больному, обусловлены неспособностью мозга отличить собственную внутреннюю речь от того, что говорят окружающие. Это единственное в своем роде заболевание ума, который обладает самосознанием и пользуется языком. Тим Кроу (Tim Crow), психиатр из Оксфорда, пишет, что «шизофрения – это цена, которую гомо сапиенс платит за возможность говорить» [186] . Эволюционный прогресс вовсе не означает, что виды начинают жить без проблем. Напротив, это помогает разрешить некоторые из существующих проблем, хотя и порождает новые и более сложные.

Шимпанзе могут переживать состояние невроза, однако их мозг все же недостаточно сложен, чтобы дело доходило до шизофрении. Вот представьте себе для полноты аргументации. Доктора, следящие за здоровьем шимпанзе, сгрудились вокруг одной из них, поскольку обезьяна чудесным образом заговорила на человеческом языке, но, к несчастью, в процессе обретения дара речи сделалась шизофреничкой. Врачи не в состоянии понять, что же именно она пытается сказать. И у них нет определенной концепции обезьяньего языка. Однако они ясно понимают: какой бы странной ни казалась эта новая болезнь их подопечной, ничего подобного они прежде не видели.