Сципион посоветовал карфагенским уполномоченным немедленно молить богов, чтобы римский народ мог принять эти мирные условия. И действительно, после такой долгой борьбы подобные условия не могут быть названы несправедливыми. Особенно же был важен принцип, на котором эти условия были основаны. Государственные люди, стоявшие во главе правления (сенат и римские граждане утвердили мир), более всего желали, чтобы этот мир был прочным, дабы они могли долгое время не опасаться его нарушения со стороны Карфагена. Страшная война достаточно ясно показала, в чем именно заключалась главная опасность, грозившая Риму: далеко вдающийся в Средиземное море полуостров Италия, обитаемый множеством разнородных народов, почти со всех сторон представлял открытый фронт для нападения; и с запада, и с севера, и с юга, и с востока приходилось почти до последней минуты опасаться попыток высадки; вторжение Ганнибала, попытка высадки, произведенная Магоном, роль, выпавшая на долю Филиппа Македонского, доказывали это ясно, и римский сенат в величавой и страшной войне достаточно успел научиться высшим политическим соображениям, чтобы знать, что эта война была не последней войной Рима, что Риму предстоят на Востоке задачи, при разрешении которых было необходимо обеспечить себя от одновременного нападения с флангов и с тыла. Вообще мир с карфагенянами ничего общего не имел с завоевательными стремлениями римлян. Это отчасти доказано было и тем, что они, овладев неприятельским флотом, весьма удобным для всяких морских экспедиций, не присвоили его себе, а вывели его, одну часть за другой, в открытое море и там сожгли.
После этой экзекуции, наиболее страшной для побежденных карфагенян, Сципион вернулся обратно в Италию, и на пути в Рим, через страну, избавленную от всяких опасений, испытал все радости такого триумфального шествия, перед которым меркло все доселе испытанное в том же отношении другими победителями. В этом царственном муже народ приветствовал не только победителя, но и миротворца. В действительности же не один этот деятель победил величайшего из всех врагов Рима, а победила его нация и ее сенат. Он сумел провести эту борьбу до конца, вопреки всем ошибкам полководцев, вопреки всем препятствиям и извращениям государственного строя, не подготовленного к решению подобных задач, вопреки недовольству населения, громко требовавшего мира, – и довершил борьбу силой непреклонной национальной гордости, при посредстве воинских средств храброго народа, приученного к повиновению, готового на все жертвы. Недаром говорит Ливий, что он «собирается описать достопамятнейшую из всех войн, какие когда-либо велись, – ту войну, которую карфагеняне под предводительством Ганнибала вели с римским народом». И то действительно была война, в которой великий человек боролся с великим народом.
Глава третья
Начало римского всемирного владычества. Завоевательные войны
В данную минуту весь народ и особенно его правящие классы – все поддалось одуряющим впечатлениям переживаемого момента, а те огромные суммы звонкой монеты, которые были внесены в государственную казну последними войнами (одна только третья македонская война доставила казне огромную сумму), равно как и то, что досталось в добычу участникам этих войн, возбудили в массе обманчивое ощущение изобилия. Эти впечатления еще усиливались теми униженнейшими пожеланиями счастья, которые отовсюду приходили в Рим. Из самых различных стран являлись посольства с золотыми венками или даже лично самые владетельные особы; так, явился брат пергамского царя Аттал, сын царя Масиниссы Масгаба, который прикинулся даже обиженным, когда римляне заплатили за зерновой хлеб, доставленный им нумидянами, вместо того, чтобы принять эти запасы как должную дань от своего вассала. Царь Прусий Вифинский, который всех превзошел в льстивых речах, всюду являлся в шапке, стараясь показать, что он смотрит на себя как на вольноотпущенника римского народа. Тот же, кто во время последней войны хоть на минуту поколебался или мог быть заподозрен в малейшем колебании, приближался теперь к торжествующему Риму не иначе как с трепетом. Поразительным примером той громадной мощи, какой обладала республика, может служить посольство Гая Попилия Лената к царю Антиоху Эпифану Сирийскому, который во время войны Рима с Македонией решился напасть на Египет, чтобы за счет этой страны вознаградить себя за убытки, понесенные его отцом при заключении мира с Корнелием Сципионом. Антиох появился в Нильской долине уже с войском. Тогда советники малолетнего государя, шестого из Птолемеев (