— Вот видите? — заметил Пуаро. — Все не так просто. Фактически существует всего три способа. Первый заключается в том, чтобы предупредить жертву. Он или она должны быть постоянно начеку. Это не всегда удается, потому что некоторых людей невероятно трудно убедить, что им грозит серьезная опасность, — возможно, со стороны кого-то близкого и дорогого. Они негодуют и отказываются верить. Второй способ — это предостеречь убийцу. Сказать в завуалированной форме следующее:
— Вы сказали, есть еще третий способ, — напомнил я.
— Ах да. Он требует от сыщика высочайшего мастерства. Нужно точно угадать, как и когда будет нанесен удар, и быть готовым вмешаться в момент, выбранный с предельной точностью. Вы должны поймать убийцу если не на месте преступления, то когда не останется ни малейших сомнений в его намерениях. А это, — продолжал Пуаро, — смею вас заверить, дело чрезвычайно сложное и деликатное, и я ни в коем случае не гарантирую успех! Возможно, я самоуверен, но не до такой степени.
— Какой метод вы предлагаете использовать здесь? — спросил я.
— Быть может, все три. Первый — самый трудный.
— Почему? Я бы подумал, что он самый легкий.
— Да, если вы знаете, кого собираются убить. Но разве вы не понимаете, Гастингс, что в данном случае я не знаю жертвы?
— Что?
Это восклицание вырвалось у меня невольно. Потом до меня начала доходить вся неординарность ситуации. Существует — должно существовать — какое-то звено, соединяющее серию преступлений, но мы не знаем, что это за звено. Не хватает мотива, что крайне существенно. А не зная его, мы не можем определить, кому угрожает опасность.
Пуаро кивнул, увидев по выражению моего лица, что я осознал, в каком мы оказались положении.
— Вот видите, мой друг, это не так просто.
— Да, — ответил я. — Я понимаю. Вам пока что не удалось нащупать связь между этими разными случаями?
Пуаро покачал головой:
— Ничего.
Я снова погрузился в размышления. Обычно преступления, совершенные одно за другим, предполагают их однотипность, однако здесь не было ничего подобного.
Я спросил:
— А вы совершенно уверены, что тут нет какого-нибудь мотива, связанного с деньгами? Ничего такого, что вы, например, обнаружили в деле Ивлин Карлисл?
— Нет. Можете не сомневаться, мой дорогой Гастингс, первое, что я ищу, — это финансовая заинтересованность.
Это было верно. Пуаро всегда был откровенно циничен в отношении денег.
Я снова задумался. Какая-то вендетта? Это лучше увязывалось с имеющимися фактами. Но даже в таком случае, казалось, не было никакого связующего звена. Я вспомнил прочитанную когда-то историю о серии бесцельных убийств. Ключом оказалось то, что все жертвы когда-то были присяжными заседателями. Преступления совершил человек, которого они приговорили. Мне пришло в голову, что нечто подобное могло быть в данном случае. К стыду своему, должен сказать, что утаил эту идею от своего друга. Для меня станет предметом гордости, если я приду к Пуаро с решением загадки!
Вместо этого я спросил:
— А теперь скажите мне, кто X.
К моей крайней досаде, Пуаро весьма решительно покачал головой:
— А вот этого, мой друг, я не скажу.
— Чепуха! Почему же?
Глаза Пуаро блеснули.
— Потому что, mon cher, вы все ТОТ же Гастингс. У вас все на лице написано. Видите ли, я не хочу, чтобы вы сидели, глядя на X с открытым ртом, и по выражению вашего лица каждый мог без труда прочесть: «Вон тот — тот, на которого я смотрю, — убийца!»
— Вы могли бы отдать мне должное: в случае необходимости я умею притворяться.
— Когда вы пытаетесь притворяться, это еще хуже. Нет, нет, mon ami, мы должны быть инкогнито, вы и я. В таком случае когда мы атакуем — то атакуем.
— Вы упрямый старый дьявол, — сказал я. — Мне очень хочется…
Меня прервал стук в дверь.
— Входите, — пригласил Пуаро, и в комнату вошла моя дочь Джудит.
Мне бы хотелось описать Джудит, но я не мастер описывать людей.
Джудит высокая, с гордой осанкой. Ровные темные брови, линия профиля правильная, строго очерченная. У Джудит серьезный и слегка презрительный вид, и, как мне кажется, ее всегда окружает атмосфера какой-то трагичности.
Джудит не подошла ко мне и не поцеловала — это не в ее характере. Она просто улыбнулась и произнесла:
— Привет, папа.
Улыбка у нее была немного смущенная, но я почувствовал, что, несмотря на сдержанность, дочь рада меня видеть.