Всё одинаково

Знаете, я долго думал, почему человечество поверило в манифест, пошло за Гагаровым и, в конце концов, вернулось в космос. Сыграл ли свою роль факт чудесного воскрешения Юрия Алексеевича? Или промышленники и политики почувствовали немалую выгоду от огромных заказов на перспективные космические системы? А может быть, возродился романтизм первых лет космической эры? Я не знаю. Просто однажды утром человечество проснулось и решило возродить свою экспансию к звездам. Восьмерка лидеров крупнейших мировых держав приняла совместную программу космических исследований на исторической встрече в Нью-Йорке. И все покатилось вперед. Поехало.

Помните, в начале века человечество готовилось к экспедиции на Марс? На удивление многим, Гагаров выступил решительно против этого проекта. "Если мы хотим действительно идти к звездам, а не сделать очередной единичный шажок, - сказал он в интервью "Известиям", - мы должны ориентироваться на универсальные решения. Нам нужна комплексная программа исследования космоса". И в качестве первой из главных целей новой космической программы он назвал полет в систему Юпитера. Луна, Венера, Марс становились теперь только промежуточными звеньями на пути к самой крупной планете Солнечной системы.

Всего через два года после этого заявления люди вернулись на Луну. Потом мы построили космическую станцию над Венерой. И наконец, шагнули к Марсу...

В день первой высадки на Красную планету Гагаров был в ЦУПе, следил за посадкой космического модуля. Когда экипаж вышел на каменистое плато марсианской поверхности, Юрий Алексеевич резко поднялся из кресла и кивнул мне:

- Пошли, Вадим...

Он по мобильному заказал свой персональный самолет и уже через час со служебного аэродрома мы вылетели на Байконур.

- Куда летим, Юрий Алексеевич? - поинтересовался я. Все-таки на вечер после высадки первых людей на Марс у меня были несколько иные планы, чем лететь в реактивном самолетике едва ли не за три девять земель.

- Есть одно маленькое незавершенное дельце, Вадим, - он внимательно посмотрел на меня и грустно улыбнулся. Эту его улыбку я запомнил на всю жизнь. - Маленькое незавершенное дельце, которое следует закончить именно сегодня.

На космодроме уже были предупреждены о прилете Гагарова и нас ждали.

- Куда едем, Юрий Алексеевич? - осведомился начальник космодрома, пожимая руку Гагарову.

- На вторую площадку, - коротко бросил Гагаров, садясь в машину. - На старт.

Ехали молча. Никто так и не решился спросить Гагарова, что он собирается делать на стартовом комплексе, с которого свыше пяти десятилетий назад ушел в свой бессмертный полет.

Как вы, наверное, знаете, дорогой мой, старт на "двойке" к тому времени уже превратили в мемориальный комплекс, на который толпами возили туристов из Америки, Китая, Европы. Вот и в тот день на стартовом комплексе была парочка туристических групп. Из Японии и, кажется, из Голландии. Как только Гагаров вылез из машины, туристы сразу же ринулись к нему. Автографы, фотовспышки, улыбки... Он тоже улыбался и пожимал руки. Потом повернулся к нам и тихо сказал:

- Останьтесь все здесь, пожалуйста. Дальше я пойду один.

Мы все просто замерли. И я, и сопровождающие с космодрома, и туристы. А он легко взмахнул рукой, улыбнулся нам своей белозубой улыбкой, повернулся и не спеша пошел к стартовому комплексу. Руки в карманах, плащ распахнут...

Мы стояли и молча смотрели ему вслед. Никто еще ничего не понимал.

- Смотрите, - прошептал у меня за спиной начальник космодрома. - Там, справа...

Со стороны степи на стартовый комплекс медленно наползал густой туман.

- Чертовщина какая-то, - я пожал плечами. - Откуда здесь туман?

На Байконуре, друг мой, туманы чрезвычайно редки. Тем более в самом начале осени, когда летняя жара только чуть отступила.

Я попытался двинуться вперед, следом за Гагаровым, но ноги вдруг налились свинцовой тяжестью. Я не смог сделать и шага.

Сизая пелена наползла на стартовый комплекс и на несколько секунд скрыла уходящего от нас Юрия Алексеевича. А потом в плотной стене тумана образовалась промоина и мы увидели...

Гагаров по-прежнему шел к стартовому комплексу. Но теперь на нем был уже не плащ, а тот самый ярко-оранжевый скафандр, в котором он улетал в космос 12 апреля 1961 года. А среди мачт обслуживания стартового комплекса поблескивала в солнечных лучах бело-черная громада "семерки" с "Востоком" в головной части.

Скользнул вниз лифт. Гагаров легко поднялся по металлическим ступенькам лестницы. Вот он уже на вершине ракеты и садится в корабль. Он был там один, совершенно один. И все этой, друг мой, происходило в полной тишине.

Едва люк корабля закрылся за Гагаровым, "семерка" дрогнула и совершенно бесшумно пошла вверх.

А мы стояли все так же молча и провожали взглядами уходящую в небо ракету. Все словно окаменели.

Когда ракета с "Востоком" были на высоте около полукилометра, мир вновь наполнился звуками. Ударил в уши чудовищный грохот ракетных двигателей, воздух завибрировал от звуковых волн. Но, перекрывая все эти звуки, из динамиков громкой связи донесся бодрый и уверенный голос: