Некоторые звонившие столкнулись с халатностью врачей, но практически без каких-либо последствий. В типичном случае женщина обращается к врачу по поводу уплотнения в груди, а ей говорят, причин для волнений нет. И все же, обеспокоенная, она обращается к другому врачу, ей делают биопсию, и она узнает, что у нее рак. «И вот она звонит мне и хочет засудить первого доктора, – сказал Лэнг. – Ну да, первый доктор проявил халатность. Но каков ущерб?» Ей вовремя поставили диагноз, и она прошла курс лечения. «Ущерба нет».
Я спросил его, каким должен быть потенциальный ущерб, чтобы он решил, что делом стоит заняться. «Это все интуитивно», – сказал он. Его расходы по делу обычно составляют от 40 до 50 тысяч долларов. Поэтому он бы никогда не взялся, скажем, за дело по стоматологии. «Назначат ли мне присяжные компенсацию в размере 50 тысяч долларов за потерю зуба? Ответ – нет». Чем больше ущерб, тем лучше. Как сказал мне другой адвокат: «Я ищу телефонный номер» – ущерб, исчисляемый семизначной цифрой.
Другой момент – какое впечатление произведет истец на присяжных. У кого-то может быть отличное дело на бумаге, но Лэнг выслушивает все с точки зрения присяжных. Достаточно ли ясно выражается этот человек? Не покажется ли другим, что он неразумный или странный? Действительно, ряд адвокатов, с которыми я беседовал, подтвердили, что характер истца, а не только причиненный вред бывает ключевым фактором при присуждении компенсаций. Вернон Гленн, крайне успешный судебный адвокат из Чарльстона, Южная Каролина, сказал мне: «Идеальный клиент – это тот, который соответствует социальному, политическому и культурному эталону, сложившемуся в том регионе, где ты находишься». Он рассказал мне о деле, которое у него было в округе Лексингтон, Южная Каролина, – консервативном, благочестивом христианском округе, в котором на выборах 2004 года 72% проголосовало за Джорджа Буша и присяжные в котором критически настроены к адвокатам, занимающимся делами о врачебной халатности.
Но его истцом была белая христианка 30 с чем-то лет с тремя маленькими детьми, которая из-за врачебной ошибки потеряла мужа – трудолюбивого 39-летнего автомеханика, который любил гонки серии NASCAR, в течение последних 20 лет голосовал за республиканцев и своими руками соорудил пристройку к коттеджу, в котором они жили. Во время рутинной операции на желчном пузыре врачи травмировали его кишечник, но не заметили этого (после того как его выписали из больницы, жена несколько раз звонила по поводу усиления боли, но ей просто порекомендовали дать ему больше обезболивающих), в конце концов он потерял сознание и умер. У женщины была правильная речь, она была привлекательной, но не настолько, чтобы смутить присяжных. Она не казалась обозленной или жаждущей мести, но явно скорбела и нуждалась в помощи. Если бы эта семья не говорила по-английски, если бы у мужа была длинная история психических заболеваний, или алкоголизма, или курения, если бы они судились в прошлом или имели судимость, Гленн, возможно, и не взялся бы за это дело. Он сказал, что «она была чертовски близка к идеальному клиенту». За день до суда ответчики согласились на выплату компенсации в размере 2,4 миллиона долларов.
Из 60 человек, обратившихся к Барри Лэнгу за неделю, он может взяться за два дела и начать анализировать медицинские документы в поисках веских доказательств халатности. Многие юридические фирмы имеют в своем штате медсестру или фельдшера для первичного анализа. Но Лэнг самостоятельно собирает все медицинские записи, упорядочивает их в хронологическом порядке и просматривает страницу за страницей.
Существует юридическое определение халатности («когда врач нарушил свой долг по оказанию медицинской помощи»), но я хотел узнать, как его формулирует Лэнг, исходя из своего опыта. Тот сказал, что если находит ошибку, которая привела к причинению вреда, а врач мог бы не допустить ее, то, с его точки зрения, речь идет о халатности.