Вскоре малышка все равно проснулась, несмотря на все предосторожности, и заплакала на весь дом (я обрадовался, потому что теперь можно было хотя бы
– Не-не-не, на нем микробы из Окленда – Грейси может подхватить что-нибудь!
Эмбер закатила глаза и возразила, что держать ребенка всю жизнь в стерильном пузыре опаснее. Мне не очень хотелось быть причиной их спора. Смотреть на ребенка, которому давно пора сменить подгузник (как настойчиво подсказывал мне нос), было
Я вернулся в гостиную и стал рассматривать фотографии в рамочках, стараясь отключиться от пронзительных криков ребенка, – возможно, это самый неприятный звук для мужских ушей. Слава богу, каким-то чудом он наконец прекратился, но теперь до меня донесся голос миссис Диринг, приглушенный закрытой дверью. От меня не укрылся бескомпромиссный тон. Похоже, миссис Диринг отчитывала Эмбер, которая, должно быть, не предупредила, что я приду к ужину, или сказала, только когда я уже был в пути. Я поднял тяжелую оловянную раму с портретом, на котором молодые мистер и миссис Диринг сидели на ступенях дома в одежде наездников, малыш Дэнни держал хлыст, а маленький ангелочек Эмбер, казалось, вот-вот разревется из-за вспышки. Изучая суровое, строгое лицо мистера Диринга, я заметил, как он по-петушиному выпячивал грудь, словно слишком серьезно воспринимал себя и семейный долг. Грустно – он так и не узнал, что у него будет еще один ребенок. Девочка появилась на свет после того, как он покинул его.
Наконец раздался скрип приближающихся шагов, и Эмбер с миссис Диринг сделали вид, будто ничего не случилось, а я сделал вид, что поверил им, а они сделали вид, что поверили мне, хотя никто из нас ни во что не верил. Я видел, как Эмбер опустила глаза, а миссис Диринг избегала моего взгляда, когда они только вошли. Мне действительно было интересно – уже не в первый раз, – что я такого сделал, из-за чего она настроена категорически против меня. Ужинали мы за кухонным столом: хлеб с маслом и каждому по вареному яйцу в скорлупе. Ужин был коротким, потому что у миссис Диринг и Эмбер «было еще много работы вечером». А если мне хотелось десерта, пожалуйста – вон дикая яблоня, сорви себе яблоко. Маленькое и кислое,
Не успел я опомниться, как Эмбер проводила меня обратно к джипу. Думаю, ей было неловко за мать, но, похоже, такова цена, которую Эмбер заплатила, чтобы увидеть меня. Вечерний воздух был приятно прохладным, особенно после душной атмосферы в доме, и я не скрывал, что дышу полной грудью, – своего рода камень в огород миссис Диринг.
– Не волнуйся из-за мамы. – Эмбер попыталась меня успокоить. – Она переживет.
Я не был в этом так уверен.
Эмбер же, словно почувствовав прилив энергии, вдруг подпрыгнула и притянула к себе ветку яблони.
– Продолжая традицию Адама и Евы, вот. – Она кротко протянула мне маленькое яблочко.
– М-м-м, не знаю, стоит ли мне его принимать, – сказал я, притворяясь испуганным и быстро отступая от нее.
Она со смехом швырнула в меня яблоко, я кинул его назад, и мы продолжали перебрасываться. Яблоко взмывало все выше и выше, вскоре оно уже летало в небе по огромной дуге. Так продолжалось, пока я не потянулся назад, едва не падая, чтобы изловчиться и поймать яблоко после ее (никудышного) броска. А небо над головой окрашивалось в тот самый глубокий синий цвет, какой рождается, когда день превращается в ночь, появляется первая ранняя звезда, а от луны видно лишь тонкий хрупкий край, будто это брошенный на произвол судьбы осколок. Эмбер подняла голову, и ее лицо снова было беззаботным и сияло. Я с легкой болью вспомнил, как все было между нами раньше. Но все же у меня появилась надежда, и я был благодарен за все – даже за дикое яблоко.