Вслед за Эмбер

Должно быть, Эмбер казалось, что она заперта в четырех стенах. Вот почему она иногда приходила вечерами на пристань, чтобы утопить свои печали в бутылке или дать им развеяться вместе с дымком от косяка. Все это обычно происходило в компании ее зеленых друзей и художников, которые занимались тем же самым, не говоря уже о всяких незваных гостях. Я крепко спал у себя дома, когда посреди ночи мог затрезвонить телефон, стоявший на прикроватной тумбочке в нескольких сантиметрах от моего лица. Это всегда была Эмбер, она плакала и говорила, что скучает по мне, просила прийти. Поэтому раз или два в неделю я открывал шкаф, доставал куртку, шел к ней. Я приходил в разгар ночи и обнаруживал на борту судна, предмета общего спора, целую толпу пьяных тусовщиков в отключке. Одни валялись вдоль поручней, другие лежали на мостике едва живые. Многие выглядели скорее мертвыми, чем живыми, скрючившись на палубе в позах, по которым можно было изучить добрую половину алфавита. Мое сердце неизбежно замирало, когда я узнавал ту единственную, за которой пришел. Она ничем не выделялась из безликой обдолбанной толпы придурков, поскольку наливалась пойлом из бутылки, а вокруг горели раскаленные кончики тугих самокруток, будто светлячки в темноте. Кто знает, что еще здесь передавалось по кругу, может, кокаин?

Я хорошо помню один случай. Была ясная осенняя ночь, городские огни отражались в водной ряби, лодка лениво покачивалась, швартовые канаты натягивались, ослабевали и снова натягивались. Я закрыл глаза, убаюканный, и только прислушивался к голосам вокруг меня. Кто-то говорил, что за десять лет будет взорвано более ста ядерных бомб, или, может быть, сто двадцать за двадцать лет, или сто пятьдесят за пятнадцать, – могу ошибаться в цифрах, но понятно, о чем я. Кто-то говорил, что Тихий океан десятилетиями использовался в качестве ядерного полигона и свалки и что «Браво» стал самым мощным зарядом, когда-либо взорванным США. Взрыв был сверхмощным. Островитяне рассказывали, что вверх взметнулся огромный белый столб, из него выплыла гигантская грибовидная голова, будто только что казнили странное белое первобытное существо, но сразу после этого из нее начала расти другая голова, поменьше. На людей обрушилась невероятная по мощности, но невидимая волна невыносимого жара, которая опалила кожу, как сильный солнечный ожог, и это было так странно, потому что потом пошел снег. Они никогда раньше не видели снега, но слышали о нем и не могли оторвать взгляда от легких хлопьев, падающих с неба… Этот снег не вызвал у островитян никакого беспокойства, даже дети поначалу бросились играть с ним, ведь это было так весело. Они смеялись и бегали по нему, каждый пытался поймать немного снега, а некоторые даже запрокидывали голову и открывали рот, чтобы почувствовать снежинки на языке и ресницах. Пепел продолжал падать, как хлопья в стеклянных шариках из сувенирных магазинов на соседних островах. Встряхнешь – и снежинки как по волшебству опускаются на песок и кокосовые пальмы.

К середине дня глубина снежного покрова была почти по щиколотку, этот странный крошащийся снег покрывал остров пепельной белизной, и все, кого он касался, ощущали болезненный зуд как от «солнечных ожогов». Дети теперь рыдали, бились, извивались, кричали, царапали себя в агонии, но никто не мог ничем помочь.

Люди на яхте говорили о жертвах холодной войны, о том, что мировые лидеры – монстры, и о словах Генри Киссинджера о Тихоокеанском регионе: «Там всего девяносто тысяч человек. Кому какое дело?» Они говорили о детях-медузах, которые рождались после того взрыва без глаз, без лиц, без костей, – младенцы иногда дышали несколько часов, но потом неизбежно погибали. Сначала я подумал, что они говорят о маленьких медузах, детенышах

, но потом понял, что речь о настоящих детях. Лодка качалась, люди разговаривали, и, едва занялся рассвет, Эмбер ушла. Надо отдать ей должное, она ни разу не подвела свою мать. Даже если накануне они серьезно ссорились, Эмбер всегда возвращалась вовремя, чтобы утром накормить лошадей. (Лошади, как она сказала мне, волнуются, если не получают еду в одно и то же время, минута в минуту, и у них могут начаться сильные колики из-за задержки даже на несколько минут.) Она всегда возвращалась вовремя, хотя я иногда сомневался, что она в состоянии вести машину.

Было еще несколько таких вечеринок на яхте, я ходил туда, только чтобы присматривать за Эмбер, поскольку с каждым разом ее уносило все сильнее. Со временем она стала все больше походить на наркоманку. Слишком худая, с пятнами туши под глазами, она выглядела болезненно, сидела с потерянным видом и смотрела в пространство унылым взглядом. Иногда я был на съемках и не мог приехать, и в это время меня не покидало предчувствие, что какой-нибудь парень будет к ней приставать, пока она не в себе, а меня не окажется рядом. Кто тогда защитит ее? Но Эмбер подобное не волновало, словно это в порядке вещей, и в любом случае она ничего не помнила об этом, да и парни, скорее всего, тоже.