Вслед за Эмбер

Я так и не попросил миссис Диринг сделать Грейси анализ крови. Во-первых, у меня не хватило бы духу видеть, как девочка кричит и плачет. Во-вторых, мне не нужен был никакой анализ, чтобы убедиться: по ее возрасту я знал, что она может быть только моей. Я имею в виду, что она зачата не после того, как мы с Эмбер перестали встречаться, а в пору максимальной близости в наших отношениях, и тогда не было никого другого. Кроме Стюарта, конечно. В-третьих, миссис Диринг без моей просьбы дала мне копию свидетельства о рождении, поскольку регистрация состоялась на следующий день после появления ребенка на свет. Соседи были свидетелями, если бы вдруг потребовалось что-то подтвердить, но в этом не было необходимости. Все, что тогда потребовали указать в документе, – время, место, пол, мать, отца, род занятий отца и прочую «фактическую» информацию. В тот же день ребенка осмотрел педиатр, и, как с уверенностью и предполагала миссис Диринг, все было в порядке.

Я давно знал, что у Эмбер первая группа крови, поскольку еще в давние времена Эмбер радостно хвасталась, что она «универсальный донор», в то время как у меня была «всего лишь» третья группа (Эмбер любила мне напоминать, что я не такой щедрый, как она). Примерно через два года Грейси пришлось сдать кровь перед удалением гланд, и оказалось, что у нее тоже третья группа. Если она действительно моя дочь, то вероятность третьей группы крови была семьдесят пять процентов. Еще Грейси должна была иметь отрицательный резус-фактор, хоть при первой, хоть при третьей группе крови, иначе я никак не мог быть отцом. И резус-фактор действительно оказался отрицательным, как я и предполагал, хотя, конечно, немного опасался результата. Однако к тому времени я уже сильно любил Грейси просто потому, что она дочь Эмбер, и я бы заботился о ней независимо от результата.

Мы сильно накосячили, Эмбер и я, особенно я. Ужасно накосячил, но у меня появился шанс все исправить, с помощью миссис Диринг. Да, это было не совсем правильно, но, по крайней мере, лучше, чем другие варианты. Я… вернее, мы

должны были быть прагматичными. У меня не было так уж много вариантов, и мы должны были поставить Грейси на первое место, иначе, когда миссис Диринг умрет, юридически я стал бы для Грейси никем. Максимум – другом семьи. Ее ближайшим родственником оказался бы Дэнни, который совершил каминг-аут в Лондоне. Быть геем в Великобритании было нормально, ну, может, не для всех, но, по крайней мере, более или менее декриминализированно, чего еще нельзя было сказать о Новой Зеландии. Миссис Диринг, как и многие в те времена, не одобряла этого. Она считала, что ее сын сбился с пути и, кроме того, подвергается риску заразиться СПИДом, то есть подписывает себе смертный приговор. Тем более что, по словам миссис Диринг (основанным на рассказах самого Дэнни), с тех пор как он расстался с партнером, у него каждые две недели появлялся кто-то новый. Легко понять, что Дэнни вряд ли был достаточно надежен, чтобы присматривать за ребенком. И я бы не позволил, чтобы Грейси забрали сотрудники социальной опеки или чтобы она попала в приемную семью непонятно к кому. Только через мой труп. Однако я должен был смотреть правде в глаза: как одинокий мужчина, давний холостяк и «кинорежиссер», я и сам считался столь же неподходящим вариантом.

5 августа 1988 года

Бракосочетание состоялось в окружном суде Окленда. Не самое романтичное место для свадьбы, но это, я настаиваю, было сделано абсолютно намеренно. За несколько дней до церемонии мы с миссис Диринг подали заявление на регистрацию брака, так что брак был настоящим, законным и, как говорится, «имеющим обязательную силу». В то же время ни миссис Диринг, ни я не собирались «вступать в супружеские отношения», так что он был настолько фиктивным, насколько это вообще возможно. Но все было законно, и это сделало меня отчимом Грейси. Что мы делали или, скорее, чего не делали за закрытыми дверями, было нашим, и только нашим делом.

Провернуть все это оказалось намного сложнее, чем может показаться, поскольку для того, чтобы все получилось, мы не могли никому рассказать о НЕромантической природе нашего решения. Как бы мои родители ни давили на меня, говоря, что я засиделся в холостяках, они устроили скандал, когда я объявил об этом браке. Внезапно стало «слишком быстро» и «еще вся жизнь впереди».

– Я понимаю, она вдова и может снова выйти замуж, даже по католическим стандартам, – сказала мама, – но разве ты не хочешь иметь собственного ребенка? А не чужого?