Вот для чего я столько фотографировал. Как в рекламе все приукрашивают, так и я изображал нашу маленькую семейную жизнь идеальной. Но я пошел еще дальше и совершил путешествие во времени, чтобы изменить прошлое. Например, в старом альбоме Милли за 1985 год была фотография годовалой Грейси с лицом, перемазанным яблочным пюре. Я попросил Милли сделать фотографию, на которой я улыбаюсь с ложкой яблочного пюре, и приклеил снимок рядом со старым – так получилось, будто это я кормил малышку в тот день. Реконструкция прошлого служила еще и эмоциональной цели – вписать себя в те годы жизни Грейси, когда меня не было рядом (впрочем, знай я правду, был бы. Это не совсем ложь, ведь я тогда действительно кормил Грейси, но мне нечего было показать, кроме картинок из памяти, к которым ни у кого нет доступа, кроме меня.
Самая трудная задача заключалась в том, чтобы убедиться: Милли проживет еще достаточно долго. Все еще действовал закон об усыновлении 1955 года, согласно которому мужчина в одиночку не может усыновить ребенка женского пола. Если бы с Милли что-то случилось раньше, для меня все было бы кончено. Конечно, мы ничего не рассказывали об ее ухудшающемся здоровье. Чтобы выглядеть лучше, она раз в четыре недели красила волосы в золотистый блонд и каждый день наносила на щеки румяна оттенка «пыльная роза» на случай, если неожиданно придет социальный работник. Так Милли решала задачу снаружи, но, поверьте мне, она не забывала заботиться и о своем самочувствии. Почти каждое утро она клала в блендер кусочек сырой печени, морковь, имбирь, чеснок и свеклу, разбивала туда яйцо, а потом, взбив, выпивала все это одним махом. К сожалению, этот коктейль не мог сотворить чуда, но иногда добавлял ей энергии. Милли… Чертовски сильная женщина с железной волей (и железным желудком).
Теперь эти люди из соцслужб приходили «навещать» (скорее «инспектировать», я бы сказал, какое уж тут «навещать») нас парами – две женщины, пока одна разговаривала, вторая наблюдала. В нашем случае задавала вопросы молодая женщина по имени Эддисон, которая напоминала мне обобщенный портрет «человека женского пола» из медицинских справочников: средний рост, средний вес, средняя внешность и средняя дружелюбность. Она носила стрижку боб с выбритым затылком, ее волосы были тускло-коричневыми, как и глаза. Она вроде не была к нам холодна, но в то же время ни один из ее многочисленных визитов не казался теплым. Другая женщина – маорийка Марама – была старше, по моим прикидкам примерно возраста Милли, слегка за пятьдесят. Она молча наблюдала, поэтому казалась мудрой. Марама улыбалась (скорее глазами, чем ртом), замечая мелочи, на которые я уже не обращал внимания, например валик от сквозняка в виде таксы или карточный домик, оставленный Грейси в углу комнаты.
– Люди часто романтизируют заботу о детях, – сказала Эддисон, глядя мне, только мне, в глаза, хотя Милли сидела рядом со мной на диване. – Они не понимают, что собой представляет воспитание детей в реальности. Это долгий, тяжелый труд.
– Я понимаю, что воспитание ребенка – это труд, время, деньги и беспокойство, – ответил я, барабаня пальцами по коленям.
– Почему «беспокойство»?
– Возможно, это не совсем верное слово. Как любой родитель, я хочу для нее лучшего…
Я услышал, как открылась входная дверь и вбежала Грейси.
– Грейси, – окликнул я ее, – подожди, не входи пока, мы заняты.
– Вообще-то нам важно увидеть, как вы взаимодействуете, – сказала Эддисон, будто высматривая, не облажаюсь ли я.
Она что-то записала, подчеркнув это несколько раз. При виде гостей Грейси, опустив голову и еле волоча ноги, вошла, остановилась посреди комнаты. Она выглядела безучастной и грустной.
– Обычно она не такая, она стесняется, потому что вы здесь, – объяснил я.
Эддисон насторожилась, но Марама продолжала улыбаться Грейси, и через некоторое время та тоже перестала сдерживать улыбку. Почувствовав, что сейчас удачный момент, она мельком посмотрела на меня:
– Можно мне поиграть с твоей камерой?
– Да, малышка, но это профессиональная камера, так что не урони ее, – предупредил я с натянутой улыбкой.
Не веря своей удаче, Грейси быстро унесла добычу, пока я не передумал.
– Включай только понарошку! – крикнула ей вслед Милли.
Взрыв смеха немного разрядил обстановку, после чего мы снова вернулись к делу.
– Кто еще из членов семьи будет близко общаться с Грейси?
– На Рождество она едет к моим родителям. Но мы тоже будем там, – почему-то мне захотелось это добавить.
– Какие возможности вы предоставляете Грейси для общения с другими детьми?
– Когда мы ходим в парк или на пляж, она всегда легко заводит друзей.
Никакой реакции, Эддисон продолжала что-то записывать. Я не был уверен, прошел ли этот тест.
– Грейси когда-нибудь посещала детского психиатра?
– Нет.
– У нее есть страхи?
– Она любит, чтобы ночью в ее спальне горел ночник.
И снова никаких комментариев.
– У вас есть какие-либо конкретные опасения по поводу вашей семьи?
Мы с Милли старались не смотреть друг на друга. Я сказал:
– Никаких.