Вслед за Ремарком

– У вас обоих нет сердца! – вдруг каким-то тоненьким, пронзительным голоском сказала Нина. – Одна звонит, выгоняет меня из дома, второй говорит – нет, ты живи, я буду просто спать с любовницей! Вы хоть понимаете, что творите? Да если я укокошу вас обоих, меня любой суд оправдает!

– Я не боюсь! Ты нас не укокошишь, ты слишком интеллигентна для этого, – сказал Кирилл. – Что касается меня, то, может быть, я был бы и не против, чтобы меня кто-нибудь укокошил. Я очень устал в последнее время!

– Так тебе не романы тогда крутить нужно, а ехать в санаторий здоровье поправлять! – по привычке, тут же озаботясь его здоровьем, сказала Нина.

– Знаешь, если честно, – вдруг опять посмотрел на нее Кирилл, – мне и не нужен был никакой адюльтер. Мне хватало работы. Но вот я познакомился с этой девочкой и чувствую – это что-то новое, очень чистое, очень ясное! Я хочу смотреть и слушать только ее. Я хочу все время быть с ней. Я даже на работу ходить не хочу! Мне стало плевать, кого там назначат в начальники! Я готов вообще уйти из этой фирмы, понимаешь?

– А ведь я из-за тебя даже ребенка не родила, – раздумчиво, будто про себя, сказала Нина. Ей было действительно так жалко себя, так жалко… Он хочет смотреть теперь на другую. Слушать, что говорит другая. А что делать ей, Нине? Удавиться? И как он не понимает такой простой вещи – она отдала ему всю жизнь! Были бы дети – он был бы озабочен тем, как их прокормить, выучить… В конце концов, ушел бы – ей не было бы так одиноко… А сейчас ему на нее плевать, а детей нет.

Нина почему-то забыла о печальной судьбе Пульсатиллы. Она села, бессильно уронила руки в колени.

– Ведь если бы я знала, что так получится, – сказала она, все еще с надеждой глядя на Кирилла, – я бы стала ходить по врачам, бить во все колокола, сдавать анализы… Но ведь я думала, и ты сам мне это всегда говорил, что ты единственный мой ребенок! А теперь ты влюблен, а что делать мне? У нас даже кошки нет в доме, оттого что ты боялся, что кошка будет гадить в неподходящих местах…

Воспоминание о несуществующей кошке еще больше расстроило ее, и слезы заструились по щекам ручьями. Она плакала без истерики, без всхлипываний и вздрызгов, без трясущихся плеч – слезы просто текли и текли сами собой, и некому было их остановить.

– Ну, я уж не виноват, что так получилось, я ведь не говорил, что не хочу детей принципиально. – Он с раздражением опять включил телевизор.

– Но что я буду делать без тебя? – вдруг спросила она у воздуха, у мебели в комнате, у пустой грязной коробки из-под винегрета, что стояла на столе. У Кирилла спрашивать было бесполезно, Она обвела глазами пространство: – Как я буду жить? – Она опять посмотрела на мужа. Лицо его было раздраженным и злым. – Я знаю тебя всего до малейших мелочей… – В ее голосе слышалась мольба. – Я знаю твой запах… – Она закричала: – Я умру без тебя!

Он пожал плечами и встал. На телеэкране кривлялись три девушки – беленькая, черненькая и рыженькая.

– Ну! Не надо превращать все в плохую мелодраму! – Лицо его сморщилось от досады. – И потом, почему ты говоришь «без тебя»? Я пока не собираюсь никуда уходить из нашего дома. Вот я, здесь! Можешь меня потрогать! – Он подошел к ней и протянул руку.

Она сидела, заливаясь слезами, опустив голову, и не видела, что на лице его выражение жалости мешалось с брезгливостью. Она обрадовалась его словам, как ребенок, заливающийся плачем, радуется, когда его берут на руки и гладят. Она согласно закивала, целуя его руку:

– Да-да-да, конечно! Какая же я глупая! Я все понимаю! На самом деле у мужчин это бывает, я знаю! Говорят же: «Седина в бороду, бес в ребро!»

– Ну, у меня еще нет пока седины! – сказал он и с улыбкой довольства погладил себя по лысеющей голове.

– Конечно, нет! – Она суетливо замахала руками. И одновременно то вытирала слезы, то порывалась его обнять. Он отстранялся. – Я понимаю, все понимаю, это действительно нелегко! – бормотала она. – Конечно, ты устал на своей работе, ты столько пережил! Я виновата, виновата! – Вдруг, мешая слезы и вымученную улыбку, она ринулась в кухню. – Ты устал, ты, наверное, хочешь есть! Давай я поджарю тебе картошку, как раньше, на копченом сале? Так, как ты любишь и всегда любил! А я, глупая, говорила, что эта еда очень вредная!

– Давай! – Он пожал плечами: можно было считать, что пока все закончилось относительно благополучно, к тому же он действительно хотел есть.

Она заглянула в холодильник и обескуражено всплеснула руками:

– Пообещала! А сала-то копченого у меня давно нет! Теперь ведь все ведут здоровый образ жизни. Пожарю на масле?

– Пожарь!

Она счастливая, что он согласился принять ее простую домашнюю услугу – еду, которая когда-то очень сближала их раньше, кинулась к раковине чистить картошку. И тут зазвонил его телефон.