Мы бы не выжили. Ещё один или два дня в пути, и замёрзли бы. Эти дни могли быть потеряны где угодно: на маяке, в тёплой чаше бетонного гриба, в доме с привидениями или просто в лесу. Подумать только, когда начинали свой путь, временами случался такой тёплый полдень, что мы даже раздевались до футболки, а это каких-то несколько недель назад. Я всё время себя успокаивала, что холода придут постепенно, и мы с Альфой как-нибудь адаптируемся к ним, привыкнем. На деле же зима, стужа и снег накрыли внезапно, почти без предупреждения.
Даже не знаю, может, стоило всё же со своим отцом о таких вещах говорить, но… отец Альфы как будто… ближе, что ли? Понятнее? Надёжнее? С ним так же спокойно, как с самим Альфой. А мне уже очень нужно скинуть на кого-нибудь этот груз:
- Мне нужно вам кое-что сказать…
- Конечно, - он берёт меня за руку, невзирая на то, что ровно припарковать машину на обледенелой площадке не так и просто.
- Я… расскажу, как всё случилось, хоть вы и не спрашивали.
- Спросил бы, но попозже, - вспыхивает он улыбкой и выключает, наконец, мотор.
- А, ну ладно. В общем, я это… там человек был с нами в лагере – Хромой, он и хромым-то стал, потому что девушек обижать любил, разных, и меня тоже… насиловать, короче.
Его ладонь напрягается, и как будто холоднеет даже.
- Нет-нет, меня Альфа спас, так что у Хромого ничего не вышло… со мной.
- Он его убил?
- Н-нет, не совсем. Когда мы начали спускаться с горы по верёвке, он-то Альфу и столкнул. В общем, мне ничего не оставалось как стрельнуть в него из лука и это… столкнуть тоже со скалы… ну, для верности, а иначе бы он Альфу всё-таки добил!
- Выходит, ты спасла Альфу и себя?
- Ну и себя, наверное, тоже… только… я же, выходит, человека убила?
Он смотрит на меня так, словно в первый раз видит. И это впервые, когда его спокойствию пришёл конец.
- Жизнь – сплошная неоднозначность. Но ты даже представить себе не можешь, как сильно я тебе за неё благодарен!
- Да… я, в общем-то, сама себе тоже благодарна, но… меня же теперь, наверное, в тюрьму посадят, да? За преступление?
Проглотив что-то терпкое и крупное, он умудряется меня успокоить:
- Никто в тюрьму тебя не посадит. Мы абсолютно со всем разберёмся, и даже не смей волноваться. Пойдём… у нас есть дела поважнее.
Она сидит на его постели, на самом краешке, но от того, как расположены её ладони – на запястье его руки и на животе – кажется, будто она обволакивает его целиком. Он лежит с закрытыми глазами, с прозрачной маской на лице; его руки выпрямлены вдоль тела; из-под простыни в звёздочку виднеются худые, но всё ещё такие сильные плечи, что у меня начинает щипать в носу от тоски по ним.
У неё больше прав на него. Больше, чем у кого бы то ни было в этом мире, и спорить с этим бесполезно: такая связь прочнее любой другой, потому что неопровержима.
Я изо всех сил стараюсь не стучать сердцем слишком громко, не тревожить их, и мы оба – я и отец Альфы – так и стоим в дверях, не решаясь пошевелиться.
Но потом он, отец Альфы, очень тихо, почти шёпотом всё-таки зовёт её, и когда она поворачивает лицо, я вижу её глаза. В них нет слёз – по-видимому,
Меня аж трясёт: до изнеможения сильно хочется подбежать и прикоснуться к Альфе, ощутить его тепло и отдать хоть сколько-нибудь своего, но одновременно до паралича в конечностях страшно, ведь будь я на её месте, я бы себя уже разодрала на кусочки. Я бы любого искромсала, кто мог бы поставить под угрозу жизнь моего ребёнка… или моего Альфы.
А она улыбается.
- Привет, - тихо говорит. – Его только час назад привезли... из операционной. Сказали, скоро отойдёт от наркоза и… нам остаётся ждать.
Она отпускает Альфу и подходит ко мне.
- Можно тебя обнять?
От её вопроса у меня совсем голову сносит и руки трясутся, как лихорадочные.
- Я думала, вы меня ненавидите… - выпаливаю.
Она усмехается и качает головой:
- Это было бы всё равно, что ненавидеть саму себя.
Потом, как-то дребезжаще вздохнув, заявляет:
- Ты хоть и не любишь обниматься, но мне сейчас это надо, понимаешь? Так что я тебя обниму, а ты потерпи, идёт?
Я не успеваю ответить. Она обнимает… а мне так хорошо, словно это мама меня обнимает… или даже сам Альфа, или его отец.
- Нам нужно оставить их одних, помнишь? – неожиданно говорит он.
- Помню… но хоть немножко ещё побудем, а? – просит она его.
Вот теперь её глаза наполнены слезами. Он кладёт ладонь ей на спину, и как только это происходит, как только он прикасается к ней, я физически ощущаю, что ей становится легче… и мне заодно.
- Вот, переоденьтесь пожалуйста.
Никто из нас не заметил солдата из армии изумрудных костюмов. Их двое: мужчина и девушка. Девушка протягивает мне уже опостылевшую рубашку с завязками на спине, только на этот раз она в звёздочках.
- Можно ей остаться в своей одежде? – озвучивает отец Альфы мои чаяния.