- Нет, нельзя. Мы вам
Я ни разу не видела у отца Альфы в руках никаких бумаг, а теперь вот они, пожалуйста.
- У неё уже брали анализы и провели лечение. Просили вам передать, что все данные сохранены в её медицинском профиле. Вам же он тоже доступен?
- Ну конечно, да. А я и не знал, что технологии теперь добрались и в деревню. Ну ладно, сейчас посмотрим.
Если бы не Альфа, я бы этому дядьке дала промеж глаз: зачем он так про нашу больницу? Они ведь спасли нас, и жизнь Альфе сохранили.
- Ложись на свою кровать и не вставай. Твои обезвоживание и истощение видно невооружённым глазом, - строго приказывает он мне.
Только теперь я замечаю вторую кровать в комнате.
- Дайте им пару минут, - спокойно, но как-то неоспоримо, заказывает отец Альфы.
- Ей нужно обследование, а ему покой, я вам в сотый раз повторяю!
- А я вам в стопервый: их нельзя рассоединять!
- О, боже мой боже! – почти вскрикивает доктор. – Через десять минут медсестра за тобой вернётся и отвезёт на ультразвук. Будь готова! - бросает мне и выходит вместе с девушкой.
- И мы пойдём, - говорит отец Альфы, обнимая жену за спину, разворачивая её к выходу. – Будем неподалёку, ладно? Вот телефон, позвони, если вдруг что.
На экране видны пять имён: Моя Мама, Мой Папа, Мой Другой Папа, Папа Альфы и Мама Альфы. На все случаи жизни, только самого Альфы не хватает.
- Простите, пожалуйста… - осторожно касаюсь я её плеча. - А вы мне не скажете, что с ним? Или что у него было? Что нашли там, в операционной?
Она снова вздыхает… так глубоко и так болезненно, что лучше бы я этого не слышала, а ещё лучше и вовсе ничего не спрашивала.
- Много всего, солнышко. Но, что нашли, уже починили. А мы ведь будем любить его любым?
- Конечно.
- Любить всегда?
- Всегда и никогда не останавливаясь.
- Хорошо… - снова улыбается она, а мне становится тепло-тепло. – Тогда давай просто ждать его? Он ведь об этом знает, что мы его ждём… Так?
Она поворачивается к мужу, заглядывает в его глаза.
- Так, - отвечает он и тоже смотрит в её, будто никого в мире кроме них двоих нет.
Глава 32. Пусть будет так
Кажется, небо никогда ещё не было таким красивым: розовая нежность в пастельных разливах синего и голубого, словно разлетевшаяся на осколки пудреница, а вместо ваты – облака цвета айвори.
Уже рассвет, а ночь была долгой и странной. Долгой, потому что меня просвечивали, фотографировали и исследовали ультразвуком. А странной, потому что страх и тревога куда-то безвозвратно ушли, и сколько бы я ни вглядывалась в неподвижные руки Альфы, обратно не возвращались.
Доктора нашли во мне воспаление - почти везде, где можно было его найти. Назначили мешок лекарств и обильное калорийное питание.
- Тот редкий случай, когда даже конфеты приветствуются! - заявил доктор.
В ответ на такое заявление отец Альфы умудрился посреди ночи достать кулёк конфет и круглый шоколадный торт.
- Почему вы такой всегда… спокойный? – не выдерживаю я.
Улыбнувшись, он заглядывает в окно, потом обволакивает монолитной отеческой заботой сына, и только в конце этого долгого зрительно-мыслительного пути переключается на меня.
- Скажи-ка, как звали твоего сына в том сне, о котором ты мне рассказывала?
Такой встречный вопрос вместо ответа ставит меня в тупик.
- Ну, ты же говорила, будто-то бы звала его, значит, там должно было быть и имя? - настаивает он.
Я напрягаю память: было имя, да. На самую громкую букву.
- А́ле.
- А́ле… А́ле, Александр, - он улыбается так, словно бы это не его сын лежит без сознания и никак не может прийти в себя. - Видишь ли, мне тоже снятся сны… всю мою жизнь. А в них изредка те, кто уже умер, или те… кому ещё только предстоит родиться.
Мне кажется, в моём сердце из мокрого сизого трута разжигаются маленькие огоньки, становятся разноцветными, как ёлочные гирлянды, а затем и вовсе расцветают вначале нежностью и затем и пёстрыми бутонами, потому что в мире снова наступила весна.
- Он и вам снился?
- Да, - улыбается.
- И у него были светлые волосы? Как у меня?
- Да.
- И он был сыном Альфы?
- Конечно, – красивые, как у Альфы, губы растягиваются в улыбке ещё шире. – А это, как ты понимаешь, даёт нам некоторую надежду…
- Но почему он тонул? Почему мне было страшно и больно за него?
- Думаю, это связано не с ребёнком, а, скорее, с отцом.
Он смотрит на Альфу. Почти всё то время, что мы говорим, не отрывает глаз от лица сына.
- Есть на земле такое поверье, будто бы сны – это послания, забота умерших близких о нас. Они шлют нам образы, чтобы предупредить, уберечь от плохого, или, наоборот, утешить. Но мы их чаще всего не понимаем… или понимаем слишком поздно. Да и разве можно миновать то, чему быть?
Я решила торт не начинать без Альфы.