— Видели, как ребенок отрывает крылья у мухи?
— Конечно, но…
— Здесь — то же самое. Дело, правда, не в садизме, скорее — в любопытстве, во власти творца. Почему ребенок ломает вещи? У него есть власть, сила. Кое-что надо помнить, не забывать: шары-миры — всего лишь замена. Суррогат жизни, которую мы так и не нашли на соседних планетах. Чертовски маленький суррогат.
Мирки сродни игрушечным корабликам, которые дитя берет с собой в ванну. Игрушечным крейсерам. Подмена, неживая вещь. Наконец, люди, обладатели мирков… зачем им шары? Затем, что они не могут отправиться на исследование миров реальных. Энергия скопилась, и надо дать ей выход. Иначе она закиснет, забродит. Породит агрессию. До поры до времени люди творчески работают над своими мирками, но рано или поздно наступает момент, когда наружу прорывается скрытая агрессия, чувство лишения, их…
— Все намного проще, — перебил его Берт. — Ты усложняешь.
— С чего ты взял?
— Человек от природы разрушитель, в него заложен инстинкт убийцы.
— Нет, — ровным голосом ответил Халл. — Человек — не муравей, не подчиняется слепым инстинктам. Инстинкта убийцы в нас не больше, чем подсознательного желания вырезать фигуры из бумаги. Человек — сосуд энергии, ищущей любой доступный выход. В этом-то и беда. Мы скопили энергию, силу, желание творить, трудиться, действовать, а девать ее некуда. Мы заперты на Земле, закупорены. И вот мы покупаем шары «Уорлдкрафт», лепим миры, и удовлетворения получаем столько же, сколько человек, влекомый морем, — от игрушечной лодки.
Выслушав Халла, Берт надолго задумался.
— Может, ты и прав. Слова твои звучат логично, однако что ты предлагаешь? Если остальные восемь планет нашей системы мертвы…
— Продолжать исследования. Выйти за пределы Солнечной.
— Так мы и поступили.
— Давать энергии иной выход, не создавая искусственного.
Берт усмехнулся.
— Ты говоришь так, потому что ни разу не возился с шариком. — Он любовно похлопал по своему мирку. — Для меня он вполне живой.
— Таких, как ты, немного, — возразила Джулия. — Большинство не находит удовлетворения в мирках. Потому-то мы и покинули конкурс.
Берт фыркнул.
— Ладно, согласен, энергия бродит. Сцена в зале вышла та еще. — Нахмурившись, он погрузился в раздумья. — И все-таки лучше шарики, чем вообще ничего. Что предлагаете взамен? Забыть миростроительство — а дальше? Заняться-то чем? Сидеть и лясы точить?
— Нэт поболтать любит, — пошутила Джулия.
— Как и всякий интеллектуал. — Берт похлопал Халла гю руке. — Вот ты с
идишь себе в директорате, представляешь свой класс профессионалов… серых.— А ты?
— Я синий, промышленник. Сам знаешь.
Халл кивнул.
— Да, точно. Работаешь на «Терран спейсуэйз», компанию оптимистов.
— Значит, ты предлагаешь забросить миростроительство и заняться созерцанием? М-да, решение!
— Забросить миростроительство придется. — Лицо Халла вспыхнуло. — Что делать дальше — думайте.
— То есть?
Халл, сверкая глазами, наклонился к Лонгсгриту.
— Я представлю проект закона. Закона, который сделает миростроительство нелегальным.
У Берта отвисла челюсть.
— Повтори? На каких основаниях? — проснулась Джулия.
— На моральных, — спокойно ответил Халл. — И скорее всего, закон пройдет.
Зал директората гудел от множества голосов, меж просторных стен металось эхо, мелькали тени; члены комиссии спешили занять места перед началом работы.
Позади кафедры вместе с Халлом стоял Элдон фон Штерн, председатель директората.
— Давайте сразу все проясним, — нервно проговорил фон Штерн, проводя пятерней по седой шевелюре. — Вы хотите сами выступить в поддержку своего законопроекта?
Халл кивнул.
— Верно. Почему бы нет?
— Аналитические машины подробно разберут проект и представят беспристрастный отчет. Магия слова больше не действует. Если выступить с эмоциональной речью, велик шанс поражения. Коллегии не…
— Я все же попытаюсь. Дело слишком важное, чтобы доверять его машинам.
Халл обвел взглядом гигантское помещение, которое постепенно заполнялось представителями общества со всего мира: собственники в белом, финансовые и промышленные управляющие в синем, лидеры фабричных кооперативов и коллективных хозяйств в красном. Потребители среднего класса — мужчины и женщины в зеленом. И наконец, с правого краю — его, Халла, собратья: врачи, юристы, ученые и преподаватели, мыслители и профессионалы всех мастей.
— Я все же попробую, — повторил Халл. — Хочу лично увидеть, как пройдет закон. Пришло время говорить правду.
Фон Штерн пожал плечами.
— Как вам угодно. — Он с любопытством оглядел Халла. — Чем вам не угодил «Уорлдкрафт»? Махина чересчур мощная, чтобы с нею бороться. В зале инкогнито присутствует сам Пакмэн. Удивительно, как вы…
Загорелась сигнальная лампа на кресле за кафедрой, и фон Штерн поднялся на подиум.
— Уверен, что хочешь выступать лично? — спросила Джулия из тени подле Халла. — Может, послушаешь фон Штерна? Позволишь машинам проанализировать предложение?