Грузинское правительство пошло нам навстречу и направило городского голову Тифлиса с указанием любым способом помочь мне найти помещение, «достойное-важного-учреждения-такого-большого-общественного-значения», и предоставить его в мое полное пользование.
Голова и несколько членов городского совета, которые интересовались моей работой, действительно, усердно старались найти соответствующее помещение, но при всем их желании не могли найти ничего подходящего, и дали пока временное помещение с обещанием скоро предоставить постоянное и соответствующее.
Таким образом в Тифлисе, уже в третий раз, началась организация Института, с ее хроническим приобретением инвентаря и прочего необходимого материала.
Здесь в Тифлисе многие были глубоко затронуты переменами в условиях их существования и чувствовали необходимость обратиться к другим ценностям, и вследствие этого уже через неделю после открытия Института в этом временном помещении все специальные классы были заполнены, и в два-три раза больше людей записалось на классы, которые я надеялся начать, как только у нас появится большее помещение.
В этих временных, совершенно неподходящих помещениях, в непомерно тяжелых условиях, «работа-над-собой» начала набирать жизнь. Разделив учеников на несколько групп и организовав часы работы с раннего утра до позднего вечера, классы продолжались несколько месяцев.
Но правительство все тянуло с выполнением своего обещания, а в имевшемся помещении стало невозможно продолжать работу, и в то же время устойчивость грузинского правительства сильно пошатнулась.
Начавшийся кризис продуктов, наступление на Тифлис большевиков и все вместе это взятое привели к тому, что мне надоело, наконец, тратить мое время и энергию на борьбу в таких условиях, и я решил не только ликвидировать все в Тифлисе, но даже порвать все связи с Россией и переселиться за границу и основать мой Институт в какой-нибудь другой стране.
Ликвидировав за бесценок все имущество Института в Тифлисе и обеспечив по возможности оставшихся близких мне людей, я с большими трудностями с тридцатью человеками перебрался в Константинополь.
К отъезду из Тифлиса заработанная сумма была довольно значительной, так что, после обеспечения остававшихся и за покрытием расходов по переезду в Константинополь, жизнь за границей я считал обеспеченной на порядочное время.
Но грузины этими деньгами, заработанными несколькими людьми буквально в поте лица, воспользоваться не дали.
Дело в том, что в это время местные деньги для других государств ничего не стоили, а валюту достать нельзя было, и потому уезжавшие за границу брали с собой вместо валюты бриллианты и ковры. Я вместо денег заготовил себе несколько драгоценных камней и двадцать редких ковров и, выполнив всю официальную процедуру для вывоза их, передал своим для перевоза.
Но при выезде из Батума, несмотря на то что имелись все оправдательные документы на уплату всех пошлин и налогов, так называемый Грузинский Особый Отряд, придравшись незаконным мошенническим образом, отобрал у моих людей, предположительно на время, почти все ковры, которые они везли.
Пока мы потом из Константинополя принимали меры к возврату ковров, Батум был занят большевиками, а тот мошеннический отряд со своими главарями разбежался, и о коврах не стало ни слуху ни духу. Из двадцати этой участи избегли только два ковра, провезенные одним из членов Института, финляндским подданным, в дипломатическом чемодане, врученном ему Финляндским консульством.
Таким образом, по приезде в Константинополь я оказался почти в таком же положении, как по приезде в Тифлис.
Я имел в своем распоряжении только два бриллиантика и два упомянутых коврика.
Если их продать, даже по хорошей цене, со столькими людьми денег хватило бы на очень короткое время, и, кроме того, почти вся наша одежда была обношена, так как в Тифлисе, когда мы там жили, ничего нельзя было достать, а ходить, в чем мы были, здесь в Константинополе, где жизнь была более или менее нормальной, было невозможно.
Но мне повезло, я сразу напал на несколько удачных дел.
В числе этих дел была перепродажа в компании с одним приятелем, моим земляком, большой партии икры.
Затем я принял участие в продаже одного парохода, и финансы опять поправились.
Пока еще в Тифлисе, я окончательно отказался от мысли создания фундаментального места моей деятельности в России, но не знал еще хорошо условий и уклада жизни в Европе, чтобы решить, в какой стране обосноваться. Тем не менее, поразмыслив, Германия, по своему центральному положению и культурному уровню, о котором я столько слышал, казалась мне страной наиболее подходящей для обоснования.
Но, задержавшись в Константинополе из-за вечного денежного вопроса, такого болезненного для всех, у кого нет дяди в Америке, мне пришлось еще в течение нескольких месяцев заниматься там всякого рода делами, чтобы иметь достаточно денег для отъезда.