Встречи с замечательными людьми

Я всю ночь не могла спать, все думала, в чем же тут, наконец, дело. Я продолжала думать также и весь следующий день, у меня даже исчез аппетит – я вчера ничего не ела и не пила; а сегодня ночью мое отчаяние дошло до того, что я со злости или от бессонницы, или еще от чего другого, почти непроизвольно укусила свой палец и так сильно, что чуть не отделила его от руки! Вот почему моя рука сейчас на перевязи – она так болит, что я еле сижу на лошади!

Ее рассказ очень меня тронул, и я от души хотел ей чем-нибудь помочь и, в свою очередь, рассказал, как год тому назад я случайно натолкнулся на удивившее меня явление, связанное тоже с музыкой.

Я ей рассказал, как благодаря рекомендательному письму одного великого человека, отца Евлисия, бывшего в детстве моим учителем, я попал к Ессеям, состоящим почти только из евреев, которые очень древней еврейской музыкой и пением выращивали в течение получаса разные растения, и рассказал ей подробно, как они это делали. Она так увлеклась моим рассказом, что у нее даже щеки разгорелись. Результатом нашего разговора было то, что мы условились, как только приедем в Россию, устроиться в таком городе, где бы мы без помехи со стороны других могли вполне серьезно заниматься опытами с музыкой.

После этого разговора Витвицкая во все время нашего пути была такой, как всегда. Она ловче всех, несмотря на больной палец, взбиралась на всякие скалы и могла чуть ли не за 200 километров различить и найти место какого-нибудь памятника – указателя направления пути.

Витвицкая умерла в России от простуды во время катания по Волге и похоронена в Самаре.

Я был в Самаре во время ее смерти, так как, когда она заболела, был вызван туда из Ташкента.

Вспоминая о ней теперь, когда я уже сам перевалил через половину моей жизни и, побывав почти во всех странах мира, перевидал тысячи женщин, я должен признаться, что такой, как она, я никогда не встречал, да навряд ли когда-либо встречу.

Итак, продолжая мой прерванный рассказ о моем старшем товарище, сущностном друге, князе Любоведском, скажу, что вскоре после моего отъезда из Константинополя он тоже уехал оттуда, и я, после этой нашей константинопольской встречи, в течение двух лет не видался с ним, но периодически получал от него письма.

Благодаря этим письмам я приблизительно был в курсе того, где он находится и в чем в данное время заключается центротяжестный интерес его жизни.

Вначале он попал на Цейлон, а потом предпринял путешествие вверх по течению реки Инд до ее истоков. Позже он мне писал то из Афганистана, то из Белуджистана, то из Кафиристана; а потом эта наша регулярная переписка внезапно прекратилась: о нем не стало, как говорится, «ни-слуху-ни-духу».

Я был уверен, что он во время какого-нибудь своего путешествия погиб, и понемногу свыкся с мыслью, что потерял навсегда самого близкого мне человека, как вдруг, совершенно неожиданно, я с ним столкнулся в исключительной обстановке в самой глубине Азии.

В целях лучшего освещения этой моей последней встречи с человеком, по моим понятиям являвшимся в современных условиях человеческой жизни идеалом, достойным подражания, я должен еще раз прервать данный мой рассказ и, прежде чем описать эту встречу, рассказать о некоем А. Соловьеве, ставшем впоследствии тоже моим другом-товарищем и сделавшимся первым в мире специалистом по знанию действия опия и анаши на организм и психику человека, а также знатоком так называемого «восточного-врачеванья» вообще и тибетской медицины в частности.

Моя последняя встреча с Юрием Любоведским и произошла во время предпринятого мною совместно с Соловьевым путешествия по Азии.

Соловьев

В семи-восьми верстах от столицы Бухарского ханства, города Бухары, вокруг станции Закаспийской железной дороги русскими образован новый большой город «Новая-Бухара». В этом новом городе я и проживал, когда впервые встретился с Соловьевым.

Я здесь жил главным образом для того, чтобы иметь возможность бывать на местах, где можно было ближе познакомиться с основами, на которых базируется религия Магомета, и часто встречаться со знакомыми бухарскими дервишами разных толков, в том числе и с большим моим давнишним приятелем – дервишем Богаэдин, которого хотя в то время, как это мне было от других дервишей известно, и не было в Бухаре и никто не знал, где он и куда уехал, но я имел основание рассчитывать на скорое его возвращение туда.

До этого я жил в бухарском городе П., куда ездил тоже чтобы повидаться с некоторыми жившими в это время там дервишами толка З., с которыми познакомиться мне еще раньше советовал Богаэдин.