Когда я приехал в Новую Бухару, я нанял там небольшую комнатку у одной торговки русским квасом, толстой еврейки. Я жил в этой комнатке в компании с моим преданным другом – собакой, громадной курдской овчаркой «Филосом», который до этого времени и после, в течение девяти лет всегда сопровождал меня во всех моих скитаниях. Между прочим, этот Филос во всех городах и местечках различных стран, где мне приходилось хотя бы немного проживать, быстро делался знаменитостью, особенно у местных мальчишек, благодаря своему таланту носить мне для чая кипяток из чайханы и трактиров, куда я его посылал с чайником; таким же манером он с моей запиской ходил иногда даже за покупками.
Эта собака, на мой взгляд, вообще была настолько удивительной, что я даже считаю нелишним потратить немного времени, чтобы ознакомить читателя с ее редкостной психикой.
Опишу хотя бы случай и вытекшую из него ассоциативную сообразительность ее психической проявляемости, имевшие место как раз после того, как мои знакомые дервиши разъехались из города П., а я перебрался в город Самарканд.
Надо сказать, что мои денежные ресурсы пришли к концу, и самое большое, что у меня, после расплаты за комнату в караван-сарае и оплаты других долгов, могло остаться, было всего шестьдесят копеек, а заработать чем-нибудь деньги в городе П. было невозможно, потому что в данное время года был нерабочий сезон, торговать же какими-нибудь художественными или техническими безделушками в провинциях этих мест, еще далеких от европейской цивилизации, было не так-то легко, а в Самарканде – наоборот, было много русских и всякого другого европейского народа, и, кроме того, предвидя возможность моей поездки туда, я недавно дал адрес для присылки мне из Тифлиса денег на Самарканд.
Не имея на что ехать, я решил это расстояние – около 100 верст – пройти пешком, и в одно прекрасное утро с моим другом Филосом тронулся в путь. На дорогу я купил себе на пять копеек хлеба, а на другие пять копеек – баранью голову для Филоса.
Запас еды как мой, так и Филоса я расходовал очень экономно, и потому нельзя сказать, чтобы мы были сыты.
На одном месте дороги по обеим сторонам ее имелись «бостаны», т. е. огороды.
Там в Туркестане во многих местах принято, для отгораживания одного огорода от другого и от дороги, вместо деревянных или проволочных загородок сеять земляную грушу, которая растет очень высоко и густо и заменяет забор.
В дороге попались как раз такие загороди.
Так как мне очень хотелось есть, я решил откопать несколько земляных груш. Посмотрев кругом, не видит ли кто-нибудь, я на скорую руку выкопал четыре большие груши и потом, продолжая идти, с удовольствием стал их кушать. Филосу я тоже дал немного попробовать, но он, обнюхав их, не стал есть.
Придя в Новый Самарканд, я нанял себе у одной местной жительницы на окраине города комнату и сейчас же пошел на почт у, узнать, не пришли ли деньги; но оказалось, что они еще не пришли.
Задумавшись, как достать денег, я решил зарабатывать их деланием искусственных бумажных цветов и для этого тотчас же отправился в магазин покупать цветную бумагу; но подсчитав, что на имеющиеся у меня пятьдесят копеек не очень-то много купишь цветной бумаги, я просто купил белую тонкую бумагу и анилиновой краски, понемногу разных цветов, чтобы самому покрасить бумагу. Таким образом, за небольшую сумму денег я смог иметь много цветной бумаги.
Из магазина я пошел в городской сад, чтобы отдохнуть на скамейке под тенью деревьев. Мой Филос сел тут же.
Погруженный в мои мысли, я смотрел на деревья, где с ветки на ветку летали воробьи, наслаждаясь послеобеденной тишиной и прохладой. Вдруг мне пришла в голову мысль: «Почему бы мне не попробовать зарабатывать деньги воробьями? Здешние жители, сарты, очень любят канареек и разных других певчих птиц – чем же воробей хуже канарейки?»
Тут же на улице, проходившей мимо городского сада, была извозчичья биржа, где стояло много извозчиков, отдыхавших и дремавших от послеобеденной духоты на своих козлах. Я пошел туда и понадергал из хвостов лошадей нужные мне волосы, из которых сделал силки и понаставил в разных местах. Филос все время с большим вниманием следил за мною. Скоро в один силок попал воробей. Я его осторожно вынул и понес домой.
Дома у хозяйки я попросил ножницы и подстриг моего воробья, придав ему форму канарейки, а потом анилиновыми красками фантастически раскрасил его. Этого воробья я понес в Старый Самарканд, где моментально его продал, выдав за особую «американскую-канарейку», и взял за него два рубля.
На эти деньги я тут же купил несколько простых раскрашенных клеток, и с этого момента начал продавать воробьев уже в клетках.
За две недели таких «американских-канареек» я продал около восьмидесяти штук.
В первые три-четыре дня, ходя на ловлю воробьев, я брал с собою Филоса; но после, когда он уже стал среди ново-самаркандских мальчишек «знаменитостью», я его не стал брать, так как к нему в городской сад стали приходить много мальчишек, которые вспугивали воробьев и мешали мне ловить их.