И вот, искусственное дыхание, т. е. насильственное изменение естественного дыхания, способствует проникновению в организм этих многих имеющихся в воздухе вредоносных для жизни веществ и в то же время нарушает количественно и качественно соотношение полезных для нормальной жизни веществ.
При искусственном дыхании нарушается отношение количества пищи, получаемой из воздуха, к количеству остальной нашей пищи. Поэтому, увеличивая или уменьшая приток воздуха, надо соответственно увеличить или уменьшить количество других родов пищи.
А чтобы поддерживать правильное соотношение, надо иметь полное знание своего организма.
Знаете ли вы себя настолько? Знаете ли вы, например, что желудку нужна пища не только для питания, но и потому, что он привык к известному количеству пищи?
Мы едим больше для удовлетворения своего вкуса, для удовлетворения того привычного ощущения давления, которое желудок испытывает при введении в него известного количества пищи. В стенках желудка разветвляются так называемые «блуждающие-нервы», которые, приходя в движение при отсутствии известного рода давления, и вызывают в нас то ощущение, которое мы называем голодом. Таким образом, голод бывает разный – голод, так сказать, телесный или физический и голод, если можно так выразиться, «нервный» или «психический».
Каждый наш орган работает механически, и в каждом органе, благодаря его природе и образовавшимся привычкам, создался особый темп функционизации его, и темпы функционизации разных органов находятся между собой в известном соотношении; в организме установилось, так сказать, известное равновесие, один орган зависит от другого – все связано.
Изменяя искусственно наше дыхание, мы меняем прежде всего темп функционизации легких, но так как деятельность легких связана с деятельностью, например, желудка, то сначала немного, а затем все сильнее и сильнее меняется темп функционизации желудка. Например, на переваривание пищи желудку нужно известное время, скажем, надо, чтобы пища оставалась там час. Когда же темп функционизации желудка меняется, то изменяется и период времени прохождения пищи, например, пища может пройти быстро и желудок не успеет сделать то, что нужно, и сделает только часть. То же самое и с другими органами.
Поэтому в тысячу раз лучше ничего не делать с нашим организмом, лучше оставить его испорченным, чем поправлять, не зная, как поправлять.
Повторяю, организм наш – очень сложный аппарат, в нем много органов с разными темпами происходящих в них процессов, с разными потребностями. Надо или все менять, или ничего. В противном случае, вместо добра может получиться худо.
Масса болезней происходит только от искусственного дыхания. Во многих случаях дело кончается расширением сердца или сокращением дыхательного горла, или портится желудок, печень, почки и нервы.
Очень редко бывает, чтобы человек при упражнениях в искусственном дыхании не испортил себя окончательно, и то этот редкий случай бывает тогда, когда он вовремя останавливается. Кто применял длительно искусственное дыхание, тот всегда получал плачевные результаты.
Если вы знаете каждый винтик, каждый гвоздик своей машины, тогда вы можете знать, что вам надо делать. Если же вы знаете немного и пробуете, то многим рискуете, потому что машина очень сложная, и есть очень маленькие винтики, которые при сильном толчке можно легко сломать, а в лавочке их потом не купишь.
И потому мой совет вам, раз вы его спрашиваете, остановиться и в этих ваших упражнениях с дыханием.
В этот день наша беседа с этим дервишем долго затянулась. За это время я успел посоветоваться с князем о дальнейшем, и, когда мы, поблагодарив дервиша, хотели уйти, я ему сказал, что в этой деревне мы предполагаем еще оставаться день-два и не позволит ли он как-нибудь еще раз с ним побеседовать, на что он дал свое согласие и даже сказал, что если мы захотим, то можем прийти к нему и завтра после обеда.
Мы остались в этой деревне не два дня, как я сказал, а целую неделю, и каждый день после обеда все отправлялись к этому дервишу и беседовали с ним, после чего я или Сары-Оглы до поздней ночи передавали остальным товарищам, не понимавшим наречия, на котором говорил дервиш, все сказанное во время этих бесед.
Последний раз, когда мы пошли к дервишу, чтобы поблагодарить и проститься с ним, вдруг совершенно неожиданно для нас Эким Бей, с несвойственным ему смиренным тоном, обратился к нему по-персидски со следующими словами: