Встречи с замечательными людьми

Еще в Тавризе мы много слышали про одного персидского дервиша, творившего якобы необычайные чудеса, и очень им заинтересовались; когда же мы в нашем дальнейшем пути опять услыхали о нем от одного армянского священника, то на этот раз, несмотря даже на то, что его местожительство находилось намного в стороне от намеченного нами пути, мы все же решили изменить наш маршрут, чтобы попасть к нему и лично его увидеть и узнать, что он из себя представляет.

Только на тринадцатый день утомительного пути, ночуя по дороге то в шалашах исфаханских и курдских пастухов, то в деревнях, мы наконец пришли в деревню, где жил дервиш, и нам сразу указали его дом.

Жил он в стороне от деревни, и мы, немедленно направившись туда, нашли его в тени группы деревьев, стоявших около его дома, где он по обыкновению вел беседы с приходившими к нему.

Мы увидели уже пожилого человека, почти старика, одетого в какие-то лохмотья, сидевшего со скрещенными босыми ногами на земле.

Невдалеке от него сидело несколько молодых персов; как мы потом узнали, это были его ученики.

Мы подошли и, испросив его благословения, сели тоже на земле, образовав около него полукруг.

Начался разговор; мы задавали ему вопросы, он нам отвечал и в свою очередь спрашивал нас.

Он нас принял вначале довольно холодно и говорил как бы неохотно, но потом, узнав, что мы пришли из дальних мест специально, чтобы побеседовать с ним, стал с нами общительнее.

Говорил он очень просто, так сказать, «кустарно», и вначале произвел, по крайней мере лично на меня, впечатление несведущего, т. е. в европейском смысле слова необразованного человека.

Беседа с дервишем велась на персидском языке, но на том особом наречии его, которое, кроме меня, доктора Сары-Оглы и еще одного, немного владевшего им, никто из нашей компании не знал, так что вопросы задавали я и Сары-Оглы и тут же остальным переводили все сказанное.

Было обеденное время. Пришедший ученик принес дервишу пищу – рис в тыквенной чашке.

Дервиш, продолжая беседу, стал есть.

Мы тоже, раскрыв наши дорожные сумки, стали есть, так как с самого утра, как встали и отправились в путь, ничего еще не ели.

Надо сказать, что я в ту пору был очень ярым последователем пресловутых индийских йогов и, между прочим, очень точно выполнял все указания так называемых «хатха-йогов», и потому во время еды я старался как можно лучше разжевывать пищу, вследствие чего, когда почти все, в том числе и дервиш, окончили свою скромную трапезу, я продолжал еще долго и медленно есть, стараясь не проглотить ни одного куска, не разжевавши его по всем правилам.

Старик, заметив это, спросил меня:

– Скажите мне, молодой чужеземец, зачем вы так едите?

Я настолько искренно был удивлен этим вопросом, показавшимся мне тогда столь странным и не говорящим в пользу его знаний, что у меня даже отпала охота отвечать ему, и я подумал, что напрасно мы сделали такой крюк ради разговора с человеком, который совершенно не стоит того, чтобы с ним серьезно разговаривать, но, посмотрев в его глаза, мне стало не то жалко его, не то стыдно за него, и я с апломбом ответил, что я тщательно пережевываю пищу для того, чтобы она лучше усваивалась в кишечнике, и, сославшись на всем известный факт, что лучше переваренная пища дает организму большее количество калорий, необходимых для отправления всех наших функций, вкратце повторил все то, что я почерпнул по этому поводу из разных книжек.

Старик, покачав головой, искренно и медленно произнес существующее среди персиян изречение:

– Убей, Господи, того, кто сам не знает, а другим путь к дверям Царства Твоего утвердительно указывать дерзает.

В это время Сары-Оглы, со своей стороны, задал дервишу какой-то вопрос, но тот, коротко ответив на него, опять обратился ко мне и спросил:

– Скажите, молодой чужеземец, вы наверно занимаетесь так же и гимнастикой?

Я действительно тогда усиленно занимался гимнастикой, и хотя мне были известны все приемы, рекомендуемые тоже индийскими йогами, но я предпочитал придерживаться системы датчанина Мюллера.

Я ответил, что занимаюсь гимнастикой, считаю необходимым делать ее два раза в день – утром и вечером – и вкратце пояснил, какого рода гимнастику я делаю.

– Но ведь это только хорошо для развития рук, ног и вообще наружных мускулов, – сказал старик, – а у вас, кроме того, есть также мускулы и внутренние, на которые никакие ваши механические движения не распространяются.

– Конечно, есть, – сказал я.

– Хорошо. Вернемся теперь опять к вашему способу жевать пищу, – продолжал старик. – Если вы это долгое разжевывание употребляете как одно из средств в целях вашего здоровья или каких-нибудь других достижений, то если вы спросите мое искреннее мнение, я должен буду сказать, что вы избрали наихудшее средство для этого.

Тем, что вы тщательно пережевываете пищу, вы сокращаете необходимую вашему желудку работу.

Теперь вы молоды и все обстоит благополучно, но вы приучаете ваш желудок к бездействию, и к тому времени, когда вы будете старше, мускулы, от отсутствия естественной работы, до известной степени будут атрофированы.