Встречи с замечательными людьми

Хотя я скоро пришел в себя, но состояние мое было таково, что я не мог двигаться и вынужден был остаться пока в доме Паши.

В первую же ночь вся моя кожа начала трескаться и невыносимо гореть; очевидно, моя непривычная к морской воде кожа от продолжительного пребывания в соленой воде не выдержала действия последней.

Меня поместили в одном флигеле и приставили ухаживать за мной старуху, по имени Фатьма Баджи.

Сюда же стал приходить помогать этой старухе ухаживать за мной сын Паши, воспитанник какого-то германского военного училища.

Это и был Эким Бей, ставший впоследствии моим задушевным приятелем.

Когда я начал поправляться, мы с ним разговорились и стали болтать о всякой всячине, но постепенно наши разговоры приняли философский характер.

После, как я поправился, мы расстались с ним уже как друзья и с этих пор постоянно состояли в непрерывной переписке.

Он в этот же год из военного училища перешел, там же в Германии, в медицинскую школу, так как изменившиеся за это время его внутренние убеждения побудили его бросить военную карьеру для того, чтобы стать в будущем военным врачом.

С тех пор прошло четыре года.

Раз, я на Кавказе получил от него письмо, в котором он писал, что он уже врач, и выражал желание повидаться со мною и за одно посмотреть давно его интересовавший Кавказ, и он спрашивал, когда и где он мог бы меня увидеть.

В это лето я жил в городе Сурами, где занимался выделкой гипсовых изделий.

Я послал ему телеграмму, что с нетерпением жду сюда его приезда.

Вскоре он приехал в Сурами. Туда же в этом году приехали провести лето Погосьян, Елов и Карпенко, который тоже был моим товарищем с детства и которому я собираюсь посвятить следующую главу этой книги.

Эким Бей с этими моими старыми товарищами очень скоро сошелся и чувствовал себя с ними как с давнишними приятелями.

В Сурами мы провели все лето и оттуда часто предпринимали, обыкновенно пешком, небольшие экскурсии.

Мы поднимались на «Сурамский-перевал», ходили по окрестностям «Боржома», «Михайлова» и намеренно завязывали знакомство с разными людьми этих местностей, не подвергшихся еще воздействию современной цивилизации, и раз даже посетили знаменитую, сводившую с ума всех ученых по этнографии, «Хевсурию».

Эким Бей, живя несколько месяцев в таких условиях с нами, именно с людьми его возраста, уже как следует «начиненными» всякими, так сказать, «донкихотскими-стремлениями», и принимая участие во всех наших обменах мнениями, волею-неволею постепенно втянулся в наш, так сказать, «психопатизм» и тоже захотел вместе с нами непременно, как говорится, «прыгнуть-выше-колен».

Мы четверо – Погосьян, Елов, Карпенко и я, – товарищи уже с давних пор, как раз в это время много говорили относительно сделанного нам недавно князем Юрием Любоведским предложения принять участие в предполагаемом им и некоторыми его друзьями большом путешествии пешком, с планом начать с пограничного города Нахичевана, пересечь Персию и выйти к Персидскому заливу.

Эти разговоры между нами, а также всякие перспективы, связанные с такого рода путешествием, в конце концов так заинтересовали Эким Бея, что он начал нас просить устроить и его в число участников этой экспедиции, и со своей стороны стал обдумывать, как поступить, чтобы получить на нее разрешение своего отца и годовой отпуск от своего начальства.

Результатом всего этого было то, что он, после того как выхлопотал то и другое – отчасти по телеграфу, отчасти лично, когда вернулся с Кавказа к себе домой для того, чтобы приготовиться к этому большому путешествию, – оказался ко дню нашего выхода из Нахичевана, состоявшегося первого января следующего года, в нашей компании и начал с нами свое первое большое путешествие.

В тот же день в полночь мы тронулись из Нахичевана, и когда очередное утро вступило в свои права, уже были объектами проявления «мудрости» тех двуногих обитателей нашей милой планеты, которые называются «пограничной-стражей» и которые везде и всюду, в смысле проявляемости своей сообразительности и своего «всеведения», одинаково тонко развиты.

Нас было двадцать три человека, в числе которых были все эти мои друзья и товарищи, памяти которых я решил даже посвятить отдельные главы в этой серии моих писаний. Трое из них – Погосьян, Елов и князь Любоведский – уже мною описаны; с доктором Эким Беем я знакомлю читателя в этой главе, а остальным двум – инженеру Карпенко и профессору археологии Скрыдлову – я предназначаю следующие главы данной книги.

Переход наш до города Тавриза, куда мы прибыли через десять дней, ничем особенным не ознаменовался; после же Тавриза происшедшее событие я опишу возможно подробнее, не только потому, что в нем принимал участие и проявил к нему серьезный интерес Эким Бей, которому я посвящаю эту главу, но и потому, что оно явилось для меня лично, так сказать, переломом в моем миросозерцании.