«Факир», или правильнее «фахр», своим корнем имеет тюркское слово, означающее «бедняк», и за последнее время это слово почти у всех народов, обитающих на материке Азия и имеющих разговорный язык, образовавшийся на корнях древнего тюркского языка, имеет нарицательное понятие «мошенник» или «обманщик».
Для определения понятия «мошенник» или «обманщик» у сказанных народов употребляются два разных слова, и оба взяты с тюркского языка: одно из них – это самое слово «факир», а другое – «лури».
Разница заключается в том, что первым именуют такого обманщика или мошенника, который своей хитростью извлекает пользу от других на почве и благодаря их религиозности, а вторым – такого, который достигает того же благодаря просто дурости этих других.
Словом «лури» называют как всю народность цыган, так и отдельных представителей этой народности.
Цыгане вообще водятся среди почти всех народностей и всюду ведут одинаково кочующую жизнь. Везде они преимущественно занимаются торговлей лошадьми, лужением посуды, пением во время кутежей, гаданием и всем в этом роде.
Они обыкновенно разбивают свои таборы близ населенных мест и всякого рода хитростями опутывают наивных горожан и сельчан. Поэтому слово «лури», т. е. цыган, обозначающее название такой определенной народности, еще издавна стало нарицательным и употребляется в Азии для всякого человека, к какой бы народности он ни принадлежал, если он мошенник и обманщик.
Для определения того понятия, для которого европейцы употребляют слово «факир», среди азиатских народов имеется несколько слов, преимущественно же применяется слово «ез-езунавуран», и это слово состоит из корней тюркского разговорного языка и означает «сам-себя-бьющий».
Я сам много читал и слышал о «факирах», особенно от европейцев, которые говорили и писали об их проделках как о чем-то «сверхъестественном» и «чудесном», о проделках именно тех из числа массы людей материка Азия, которые, на взгляд и по мнению всех тамошних более или менее нормальных людей, представляют из себя бессовестных обманщиков и мошенников высшей марки.
По-моему, будет достаточно освещено понятие слова «факир» и усвоена ошибочность подразумеваемого европейцами в этом слове смысла, если я скажу, что таких «факиров», какими их представляют себе европейцы, я, бывавший почти всюду, где, по их же понятиям, они должны были бы водиться, никогда не видел, а видел еще совсем недавно такого, какими они, по мнению людей материка Азия, на самом деле бывают, но только не в тех странах, где, по понятиям европейцев, они водятся, как, например, в Индии или другой стране материка Азия, а в самом центре Европы – в городе Берлине.
А сподобился я такому счастью при следующей обстановке:
Раз я шел с Курфюрстендамма по направлению главного входа в Зоологический Сад и увидал на тротуаре в тележке для безногих одного калеку без обеих ног, крутящего небольшой «допотопный» музыкальный ящик.
В Берлине, т. е. в сердце Германии, так же как и в некоторых других группировках людей, составляющих, так сказать, «ядро» современной цивилизации, просить просто милостыню запрещается, а нищенствовать можно чем угодно, и потому одни крутят старые шарманки, другие торгуют пустыми коробками спичек или нецензурными открытками и разной подобной же литературой – тогда полисмен их не трогает.
И вот этот нищий крутил музыкальный ящик с отсутствующими наполовину нотами.
Он был одет в форму германского солдата.
Проходя мимо, я кинул ему какую-то мелкую монету, и мне, при случайно брошенном на него взгляде, его лицо показалось очень знакомым.
Я ни о чем его не спросил, так как я вообще самостоятельно, как тогда, так и теперь, не рискую говорить с посторонними на моем «немецком-языке», но стал думать, где я мог раньше видеть это лицо.
Покончив со своими делами, я возвращался опять по той же улице; калека был еще там. Я пошел очень медленно и стал внимательно смотреть на него и припоминать, почему его лицо мне так хорошо знакомо, но в тот момент никак не мог вспомнить; а только когда пришел в мою берлинскую «контору», «Романише-кафе», вдруг вспомнил, что этот человек не кто другой, как только муж той дамы, которую несколько лет тому назад в Константинополе послал ко мне мой один хороший знакомый со своей карточкой и очень просил оказать ей медицинскую помощь.
Муж этой дамы был бывший русский офицер и эвакуировался из России в Константинополь, кажется, вместе с войсками Врангеля.
Я вспомнил, как однажды со сказанной карточкой ко мне пришла очень молодая дама с вывихнутой рукой и многими синяками на теле и, пока я возился с ее рукой, рассказала мне, что ее избил ее собственный муж за то, что она не захотела продать себя за хорошую сумму какому-то испанскому еврею.
Я кое-как, с помощью докторов Викторова и Максимовича, привел ее руку в порядок, и она ушла.
Через две или три недели я сидел в русском ресторане под названием «Черная-Роза».