Встречи с животными

Неоднократно я замечал, что выстрел в глухой тайге и высоко в горах часто не пугает животных. Напротив, непонятный звук привлекает их внимание и вызывает явное любопытство. И особенно это свойственно хищникам. Вероятно, и в данном случае куница-харза подошла к нам, привлеченная моим выстрелом по таежной овсянке. В этот момент мы с Толей соблюдали полную тишину и ничем не выдали своего присутствия. Вот почему осторожная и хитрая, но бесконечно любопытная харза подошла ко мне сзади буквально на несколько метров. В этот момент ее и заметил мой спутник.

ДЯДЯ ВАСЯ

В одно майское утро Толька пришел ко мне ранее обыкновенного.

— Что это ты спозаранку явился? — спросил я, с трудом открывая глаза. — Ведь говорил я тебе, что мне надо, наконец, выспаться, а ты опять чуть свет разбудил!

— Дядя Вася приехал! — не реагируя на замечания, каким-то таинственным шепотом сообщил Толька.

— Какой еще дядя Вася? — не сразу спросонья сообразил я. — А-а, Вася! — дошло, наконец, до сознания. — Вот хорошо!

Желание подремать еще хоть полчасика и досаду на Тольку за то, что он опять разбудил меня спозаранку, как рукой сняло. Я быстро оделся, уложил в заплечный мешок необходимые принадлежности, взял патроны, ружье и, выйдя вместе с Толей на улицу, направился вдоль поселка.

Дорогой я мысленно заглянул в прошлое и вспомнил Васю. Собственно говоря, и вспоминать было почти нечего. Маленький пузырь был он в то время. Иногда за ручку приводила его ко мне старшая сестра Настя. Часами он внимательно осматривал собранные мной коллекции, следил, как я обдираю шкурки. Мальчугана интересовало также и охотничье ружье, висевшее на стене вниз стволом. В то время оно было много длиннее мальчика. С отцом Васи, Мироном Евченко, несколько раз ездил я на охоту или на рыбалку вверх по Большой Уссурке; Мирон брал с собой и сынишку. Помнится, что и тогда маленький Вася проявлял большой интерес к охоте и рыбной ловле.

С тех пор прошло много времени, и мне было трудно представить Васю. Вырос, конечно, стал большим, взрослым. Дальше этого не шло мое воображение. Да, впрочем, и воображать было некогда. Дом Евченко стоял недалеко от моей квартиры, и минут через пять мы были уже на месте. Когда же я переступил порог комнаты, меня обнял высоченный парень в форме с гвардейским значком и сжал с такой силой, что захватило дыхание.

— Здоровенный-то какой! Ну и вымахал!.. — все, что я смог сказать, освободившись от медвежьих объятий и с удовольствием рассматривая широкоплечего красивого парня.

— Поохотимся, значит, Евгений Павлович?

— Ну, конечно, поохотимся! — отвечаю я.

— Я, Евгений Павлович, так по охоте, по Большой Уссурке соскучился, что дождаться не мог, когда сюда доберусь. Дорогой не только километры — телеграфные столбы считал. И непросто тянет дичь пострелять: хочется погонять лодку, по знакомым проточкам проехать, старые места увидеть.

— Вот это нам на руку! — смеясь, отвечаю я. — За последнее время мы с Толей совсем замучились. Вода уж очень сейчас сильная, не справишься с ней, гонять лодку почти невозможно. У меня не хватает сноровки, а у Толи — силенки. Вот мы и мучаемся, когда вверх по реке приходится подниматься. А знаешь, как нужно?! Сейчас у нас с Толькой очередная задача — достать гнездо с яйцами «японки» и добыть с пяток селезней-«японцев», пока они одеты в яркое весеннее перо.

— Так поедемте сейчас, — оживляется Вася. — Позавтракаем и поедем!

— Ну да, сейчас, я так к думал: видишь, ружье, патроны — все захватил, в любую минуту выезжать можно.

И пока мы с Васей, болтая о всякой всячине, уплетали жареную рыбу, Толька несколько раз сбегал на берег и, наконец, сообщил, что лодка в полной исправности.

Под плакучими ивами в тенистом затоне стоит длинная, но, как пушинка, легкая плоскодонка. По форме она не похожа на наши обычные лодки. Сразу и не сообразишь, где корма, где нос плоскодонки: нос и корма одинаковы. Правда, в нос вбита скоба, от которой отходит обрывок заржавевшей цепи; других отличий нет.

С ружьем в руках я удобно усаживаюсь на низкую среднюю лавочку, Толька с длинным шестом становится на самом носу, а Вася — на корме плоскодонки. Мы пересекаем тенистый затон и выходим в русло реки.

Здесь яркое солнце искрится, дрожат, качаются прибрежные ивы. На одно мгновение течение овладевает нами. Но длинные шесты в умелых и сильных руках вновь выправляют лодку и толкают, вернее, бросают ее вверх против речного потока.

— Куда же поедем? — продолжая работать шестом, спрашивает Вася.

— Тебе виднее. Куда хочешь, туда и поедем, лишь бы «японцев» было побольше да на обратном пути на один остров успеть заехать, — отвечаю я. — Там мы в прошлый раз «японку» из дупла выгнали, а добраться не удалось. Громадное дерево, ствол почти голый, и дупло высоко, метрах в шестнадцати от земли.

Мандаринка, или «японка», как ее называют жители Уссурийского края, — небольшая красивая уточка.

— Чудо природы! — восхищенно срывается с языка каждого человека, кому посчастливится близко увидеть ярко разукрашенного весной селезня.