Пожалуй, и сами бирманцы не сумели бы красноречивее изложить пункты обвинения. Из трех бирманцев, занимавших должность премьер-министра с момента отделения этой колонии от Индии, двое были арестованы англичанами за попытки сближения с Токио. Была выявлена группа студентов-националистов, проходивших обучение у японцев и заранее строивших коллаборационистские планы. Если бы кому-нибудь пришло в голову провести в Бирме референдум, предоставив электорату выбирать ту или иную сторону в конфликте, со всей очевидностью больше голосов набрала бы Япония. Генерал-майор сэр Джон Смит, только что назначенный командующим 17-й Индийской дивизией, базировавшейся к югу от Моулмейна, позднее вспоминал, с какой готовностью бирманцы помогали противникам англичан: «[японцы] не только получали информацию о любом нашем передвижении – их снабжали проводниками, плотами, пони, слонами и всем прочим, чего нам никто не давал по дружбе и лишь с огромным трудом удавалось раздобыть это за деньги»47
.Ми Ми Кхаин, двадцатипятилетняя бирманка, учившаяся в Рангунском университете, с горечью писала о том, как ее народ ввергли в чужую для него войну, даже не удостоив притвориться, будто интересуются его мнением. Ее страна, писала Ми Ми, всего за полвека до того утратила суверенитет и еще не успела получить взамен какие-то современные формы управления – люди чувствовали, что они «по случайности оказались на пути изголодавшегося монстра – войны»48
. Случайно вышло так, что бирманский премьер-министр У Со в тот самый момент, когда произошло нападение на Пёрл-Харбор, находился в США. Зрелище охватившей страну растерянности и истерии лишь усилило презрение этого бирманца к представителям белой расы. По возвращении в Бирму У Со, как выяснилось из расшифровки радиопереговоров, делал японцам авансы – и за это был выслан в Восточную Африку. На таком фоне утверждение британцев, будто они защищают в Бирме демократические свободы, выглядело несколько парадоксальным.Завоеватели тоже были несколько удивлены столь теплым приемом, особенно со стороны молодежи. Один из офицеров связи писал: «Мы воочию убедились, как сильна их тяга к независимости. Бирманские крестьяне толпились вокруг японских солдат, предлагали воду и сигареты. Они пытались расспрашивать солдат на английском, поскольку других иностранных языков не знали. Чаще всего интересовались, захвачен ли нами Сингапур»49
. Лейтенант Тацуро рассказывал: «Я с гордостью отвечал: “Да, Сингапур наш”»50.Первые же бомбы, упавшие на Мандалай, угодили в клуб «Верхняя Бирма», где собирались колонисты. Гость, присутствовавший на ланче, вспоминал: «Мы не успели понять, что это было. Только что мы сидели за столом, и вдруг обрушилась крыша, а стулья, еду и нас самих разметало по комнате»51
. От бомбардировок начались пожары, значительная часть города выгорела. Долго лежали неубранные трупы, и тем сильнее становилось в народе презрение к беспомощным британцам. Символичной показалась и гибель цветов, насаженных белыми, – символичной и в то же время вполне объяснимой: садовники сбежали. Хозяева «Корпорации Бирма» умыли руки и заявили, что ничем не могут помочь своим туземным работникам.Просили прислать подкрепление, но Уэйвелл, находившийся на Яве, 22 января телеграфировал в Рангун: «У меня нет резервов. Не понимаю, почему с вашими силами вы боитесь не удержать Моулмейн. Уверен, у вас все получится. Сам характер страны и ее ресурсов препятствует продвижению японцев». Японцы высадили в последние дни января десант из Сиама, всего две дивизии. Некоторые индийские части оказали мужественное сопротивление, однако местное ополчение – Бирманские стрелки – тут же и рассыпалось. Ни артиллерией, ни воздушным флотом колония не располагала, так что Джон Смит мог лишь яриться в бессильном гневе на вышестоящее начальство, требовавшее удержать беззащитный Моулмейн. Первая катастрофа в этой кампании произошла перед рассветом 23 февраля у реки Ситаун в 130 км от города. Заслышав в темноте приближение японцев, британские инженеры взорвали мост, и две бригады оказались отрезанными на восточном берегу. Спаслась лишь жалкая горсточка солдат, почти все вынуждены были сдаться. Это был тяжелый удар для бирманской армии и со стратегической точки зрения, и с моральной.
Лейтенант Джон Рэндл из Белуджийского полка занимал позицию к западу от реки Салуин. Японцы зашли с тыла. «Я послал гонца, трубача нашего взвода, к командиру, предупредить, что нас окружают японцы. Они уже подошли вплотную, и мы услышали, как наш трубач закричал, когда его убивали штыками и мечами. Японцы перебили всех раненых»52
. В этой схватке батальон Рэндла потерял 289 человек убитыми и 229 пленными. Рэндл осознал: «Мы презирали япошек, считали их людьми третьего сорта, кули. Господи боже, горько же нам пришлось поплатиться за свое высокомерие. Японцы сражались отважно и свирепо. Мы-то понятия не имели, как вести войну в джунглях – ни тебе брошюр с инструкциями, ни тебе военной доктрины. Мы и так-то не были обучены, а тут еще совершенно неординарная задача»53.