Вторая мировая война. Ад на земле

Большинство призванных из запаса упорно цеплялись за свой статус случайных и временных солдат: они выполнят тяжкий и неприятный долг, а затем вернутся к нормальной жизни. Двадцатичетырехлетний лейтенант Шотландских пограничных войск Питер Уайт, участвовавших в боях против немцев, прикидывал: «Чтобы превратить одетого в форму гражданского в настоящего солдата требуется лет семь. Наше положение кажется нам и смехотворно нереальным, и до ужаса реальным в одно и то же время. Утешает лишь мысль, что бедолаги, с которыми мы деремся, чувствуют себя не лучше, хотя они, конечно, сами все это затеяли»⁶. Джон Херси писал о морских пехотинцах на Гуадалканале: «Форма, бравада – все лишь внешнее. Обычные американские парни. Им ни к чему была ни эта кампания, ни эти джунгли. Вчерашние мальчишки из лавочек, дорожные рабочие, банковские служащие, школьники – хорошие, чистые мальчики, отнюдь не убийцы».

Капрал британских ВВС Питер Бакстер сокрушался: «Мое поколение тратит лучшие годы жизни на поганое дело войны. Мы достигли зрелости и теперь гнием и распадаемся в эти потерянные годы. Мертвящее, парализующее влияние службы сгубило мою молодость»⁷. Многие юноши впервые покинули родной дом и возмущались неудобством и унизительностью казарменной жизни. Фрэнк Нови, двадцати одного года, первую ночь на действительной службе провел на сборном пункте в Лидсе. «Стоило нам прилечь на соломенные тюфяки, и со всех сторон понеслись жалобы. Мой матрас оказался чудовищно жестким, подушки не было, зубы ныли, а вскоре разболелась и голова. Я изнемог, был близок к отчаянию. Хотелось спать, но мешали мысли о доме, обо всем, что я оставил, чего лишился, – и так по кругу, до бесконечности. Порой я готов был заплакать, но не смел»⁸

.

Рекруты быстро обрастали новой кожей. Лео Ингленд запомнил, как однополчанин весело перешучивался с продавщицей в YMCA, а затем обернулся к Лео и с удивлением сказал: «Никогда прежде не флиртовал с девчонками! Всего пятый день в армии, а смотри-ка, научился»⁹. Ингленд подтверждает, что и он, и его товарищи, надев мундиры, почувствовали себя новыми людьми, «более уверенными в себе». Рафинированных интеллигентов шокировал примитивный казарменный юмор. Американцы все подряд именовали дерьмом, про труса непременно говорили, что он обосрался, а гражданский, увиливающий от службы, соответственно, именовался засранцем. Без мата ни одно предложение не клеилось: растакие-то офицеры приказывали рыть растакие-то окопы, прежде чем выдать солдатам растакой-то паек или поставить их в растакой-то караул. Самые тонкокожие новобранцы перенимали солдатские обороты речи, но в офицерских столовых и клубах все еще соблюдались джентльменские правила, и все же культурные люди страдали, попав в мир, где литература, искусство и музыка не имели никакой цены. Капитан Красной армии Павел Коваленко как-то вечером писал: «После обеда я сел почитать Некрасова. Господи, когда же я смогу провести столько времени, сколько мне бы хотелось, наслаждаясь Пушкиным, Лермонтовым, Некрасовым! При виде фотографии молодого Толстого в офицерской форме слезы чуть не задушили меня»

¹⁰.

Капитан Валлийской гвардии Дэвид Эллиот, вернувшись в английскую казарму после недельной побывки дома, впал в депрессию: «Чудовищная скука, чудовищная узость и мелочность полковых разговоров. Все это приобретает смысл только в пору сражений, а так – ни милосердия, ни любви, ни верности. Большинство офицеров (не скажу про рядовых) – попросту балованные дети»¹¹

. Будущие пилоты наслаждались летной подготовкой, осваивая воздух, но едва ли кто-то получал удовольствие, обучаясь на пехотинца. Рядовой первого класса «Рыжик» Томпсон, уроженец штата Нью-Йорк, чувствовал, как превращается в орудие с определенным набором навыков: «Научился прятать голову, быть настороже, смотреть, прислушиваться, окапываться»¹². Каждый солдат научился по команде хватать оружие и вставать в строй, понятия не имея, куда и зачем его поведут. Не знать ничего, кроме того, что видишь непосредственно перед глазами, считалось нормой. В 1942 г. девятнадцатилетний уроженец Миссури Тони Муди, проходивший обучение в Северной Каролине, заявил, что он и его товарищи не гонятся за славой, «так что будем надеяться, с нами ничего не стрясется»¹³.

Из-за нехватки людских ресурсов призывали тех, кто вовсе не годился для военной службы.