Голод в Бенгалии 1943–1944 гг., о котором речь еще предстоит, удостоился пренебрежительно равнодушного комментария английского премьер-министра. Уже в 1945 г., узнав, что англичане снарядили воздушную эскадрилью для снабжения Голландии, где начали есть луковицы тюльпанов, Уэйвелл, вице-король Индии, с горечью заметил: «Когда речь идет о голоде в Европе, на помощь голодающим приходят гораздо скорее»90
. Греки тоже пострадали в результате организованной англичанами блокады захваченных Гитлером территорий: по меньшей мере полмиллиона человек умерло от голода. Черчилль, разумеется, был прав в том смысле, что пропустить транспорт в Грецию или в другие оккупированные страны значило бы сыграть на руку вермахту, но суть дела не меняется: союзники позаботились о том, чтобы обеспечить своему населению тот уровень жизни и благополучия, в котором они отказали другим, даже нациям, находившимся номинально под их управлением или покровительством.3. Место женщины
Мобилизация женщин стала одним из ключевых социальных явлений войны. В особенно широких масштабах она происходила в СССР и Великобритании, хотя Адам Туз сумел доказать, что и Германия применяла женский труд более широко, чем прежде предполагалось. Японские традиции не допускали женщин на сколько-нибудь ответственные посты, но на заводах женщинам отводилась весьма существенная роль, а в 1944 г. они составляли не менее половины сельскохозяйственных работников страны. В довоенной Великобритании женский труд использовался отнюдь не в таких масштабах, как в Советском Союзе, но едва начали сказываться тяготы противостояния, женщины были мобилизованы, и многие обрели в пору войны смысл жизни, какого не находили в мирное время. Пятидесятипятилетняя мать Питера Бакстера работала в Министерстве снабжения, и сын писал: «Давно она так не наслаждалась каждым днем. У нее живой ум, и гораздо интереснее применить его к делу, нежели весь растрачивать на домашние обязанности. Мне кажется, как бы мама ни любила нас, детей, она была бы счастливее, если бы и в прежние годы могла делать карьеру, как женщины в России»91
.С другой стороны, для многих девушек производственная атмосфера, откровенно шовинистическая, с грубым мужским превосходством, оказалась отнюдь не столь благоприятной. Например, Розмари Мунен: «Знакомство с заводом стало для меня тяжелым потрясением. До того я работала парикмахером в салоне высокого класса в аристократическом районе города, была благовоспитанной и сдержанной девушкой, и внезапно погрузиться в этот мир дурно воспитанных, невежественных мужчин и женщин, с их разнузданной руганью, стало опытом жестоким и почти ирреальным»92
. Бригадир, к которому подвели Мунен, пренебрежительно сунул ей в руки швабру: «На, держи! Вылижи тут все!»«Так унизить меня перед всеми девочками! Вернувшись через полчаса, он застал меня праздно сидящей на ящике. В ярости бригадир спросил, какого-такого-сякого я тут делаю? Собравшись с духом, я возразила, что пока он не соизволит показать мне мою работу, которая должна иметь отношение к помощи армии и обороне, я намерена сидеть там, где сижу. Несколько опешив, он обрушил на меня поток омерзительной брани, обозвав меня самыми подлыми словами, какие только есть в языке. Я была так возмущена, что, не размышляя, взмахнула рукой и отвесила ему сильную пощечину. Тогда он нехотя извинился, проводил меня к станку и показал, как управлять педалями, рукоятью и валиками. После смены, вернувшись домой, я долго еще горько плакала. Как выдержать эту атмосферу?»
Сара Бэринг, дочь пэра, до войны знала одно лишь занятие: танцевать на балах дебютанток. Теперь она сверлила металл на заводе, производившем авиадетали, и ненавидела каждую минуту этой работы: «Душное помещение, неописуемо скверная еда, сырой пол, ноги промокали даже в тех деревянных сабо, которые мы носили, придирки профсоюзного лидера, трусливого, как блоха, грубость и давление управляющего… Мне пришлось взять дополнительный выходной и пролежать день в постели, чтобы излечиться от тяжелой усталости»93
. Бэринг повезло: благодаря хорошему знанию немецкого языка она добилась перевода в Блетчли-парк.