Вторая мировая война. Ад на земле

И несмотря на столь грозные успехи вермахта и его стремительное продвижение, Красную армию отнюдь нельзя было считать разбитой. Кое-кто из сталинских солдат чересчур легко сдавался в плен, а другие продолжали сражаться в самом безнадежном положении. Немцев изумила упорная многонедельная защита пограничной крепости Брест. Рапорт дивизии, бравшей в июне эту крепость, сообщал, что одолеть «отважный гарнизон стоило много крови… Русские сражались с исключительным упрямством… Они показали отличную боевую подготовку и поразительную волю к сопротивлению»⁴¹. Имелись у советской стороны и хорошие тяжелые танки. Каждый раз, уничтожив очередную советскую армию, гитлеровские военачальники с изумлением видели перед собой новую. 8 июля немецкая разведка сообщала, что из 164 советских подразделений, участвовавших в схватке, 89 уничтожено. Однако к 11 августу настроение остававшегося в Берлине Гальдера заметно ухудшилось: «Становится все более очевидно, что недооценили русского колосса… Мы полагали, что враг располагает примерно 200 дивизиями. Теперь мы насчитываем уже 360. Эти силы зачастую плохо вооружены и экипированы, отсутствует надежное руководство, но они существуют»

⁴².

Гельмут фон Мольтке, антифашист, служивший в абвере, в письме жене с сожалением признавался, что имел глупость «в глубине души» радоваться этому вторжению. Как у большинства аристократов (так же и во Франции, и в Англии), ненависть к коммунизму пересиливала даже неприязнь к Гитлеру. «Я полагал, что Россия рухнет под действием внутренних сил и мы сможем установить в этом регионе порядок, который устранит всякую угрозу для нас. Но ничего подобного не происходит: русские солдаты продолжают сопротивление, даже оказавшись далеко за линией фронта, борются и крестьяне, и рабочие – в точности, как в Китае. Мы пробудили нечто чудовищное, и это будет стоить многих жертв»⁴³

. Неделю спустя Мольтке добавил еще одну мысль: «Одно кажется мне несомненным: к 1 апреля будущего года от Португалии до Урала поляжет больше людей, чем когда-либо прежде в истории, и эти семена дадут всходы. Кто посеет ветер, пожнет бурю, и какова будет буря после такого ветра?»⁴⁴

Первоначальная оторопь, вызванная внезапностью нападения, быстро сменилась в русском народе ненавистью к захватчикам. Советский истребитель, вернувшись на базу, принес на радиаторной решетке куски человеческой плоти – он сбросил бомбу на немецкий грузовик со снарядами. Командир эскадрильи велел врачу исследовать эти фрагменты тела. Вердикт гласил: «Арийское мясо». Присутствовавший при этой сцене военный корреспондент отметил: «Все хохочут. Да, пришло жестокое, железное время»⁴⁵.

Гитлер в очередной раз менял планы: по его личному настоянию в июле продвигавшаяся к Москве группа армий Центр приостановилась из-за сильного сопротивления русских, зато последовали удары в северном направлении, на Ленинград, и группа Юг быстро захватила Украину. Под Киевом в очередной раз были окружены значительные силы русских, и победоносные танкисты вновь воспрянули духом. «Невероятное торжество», – писал Ганс-Эрдманн Шёнбек⁴⁶

. Вновь бесконечные колонны обреченных пленников, на этот раз 665 000 человек, побрели на запад в лагеря, где им предстояло умирать от голода. Примерно в это же время, 2 октября, Василий Гроссман и его коллеги, военные корреспонденты, изучали в гостинице в Орле, в 500 км к югу от Москвы, школьную карту Европы: «И мы подходим к этой карте и смотрим; страшно становится, как мы далеко отступили»⁴⁷.

Через два дня он описывал само отступление:

«Я думал, что видел отступление, но такого я не то что не видел, но даже и не представлял себе. Исход! Библия! Машины движутся в восемь рядов, вой надрывный десятков одновременно вырывающихся из грязи грузовиков. Полем гонят огромные стада овец и коров, дальше скрипят конные обозы, тысячи подвод, крытых цветным рядном, фанерой, жестью, в них беженцы с Украины, еще дальше идут толпы пешеходов с мешками, узлами, чемоданами. Это не поток, не река, это медленное движение текущего океана, ширина этого движения – сотни метров вправо и влево»⁴⁸.