Вторая мировая война. Ад на земле

В ходе войны 168 000 советских граждан были официально приговорены к расстрелу по обвинению в трусости или дезертирстве, и значительно большее их число было попросту расстреляно даже без полевого суда. Всего по различным подсчетам около 300 000 русских солдат погибло от руки своих же командиров – больше, чем англичане потеряли в сражениях за всю войну. Даже те солдаты, которым удавалось избежать плена и добраться до своих, попадали в руки НКВД, и их отправляли в Сибирь или штрафные батальоны – подразделения обреченных, которые начали формироваться несколько месяцев спустя. Когда гитлеровские войска вплотную подошли к Москве, в столице было арестовано более 47 000 «дезертиров», сотни людей тут же казнили по подозрению в шпионаже, дезертирстве или «фашистской агитации». Политруки всех уровней наделялись такими же полномочиями, как строевые командиры, что препятствовало быстрому принятию решений в условиях боя. Сталин лично управлял действиями не только армий, но и отдельных дивизий.

Вторжение пробудило в народе патриотические чувства: в первые 36 часов в Москве записалось в армию 3500 добровольцев, за первый месяц в Курской области по личной инициативе вступили в ряды армии еще 7200 человек. Но многие просто оцепенели от ужаса при виде этой национальной катастрофы. НКВД стали известны слова московского юрисконсульта Израэлита: дескать, правительство «не отразило немецкое вторжение в первый же день, и это привело к огромным потерям самолетов и бойцов и полной разрухе. Партизанщина, к которой призывает Сталин, – совершенно неэффективный способ ведения войны. Это жест отчаяния. А надеяться на помощь Британии и Соединенных Штатов – и вовсе безумие. СССР в беде, и мы не видим выхода»³¹

.

Военный корреспондент Василий Гроссман встретил за линией фронта группу крестьян. «Население. Плачут. Едут ли, сидят ли, стоят ли у заборов – едва начинают говорить – плачут, и самому невольно хочется плакать. Горе!.. Старушка думала в колонне встретить сына, простояла весь день в пыли до вечера. Подошла к нам: “Бойцы, возьмите огурчиков, покушайте на здоровье”, “Бойцы, пейте молоко”, “Бойцы, яблочек”, “Бойцы, творожку”, “Бойцы, возьмите…” И плачет, плачет, глядя на идущих»³²

.

Евгений Ануфриев развозил резервистам мобилизационные предписания: «Нас удивляло, что многие пытались спрятаться, чтобы не брать предписание. На этом этапе войны энтузиазма было маловато»³³

. Подавляющее большинство в Красной армии составляли призывники, готовые на жертвы и мученичество ничуть не больше, чем такие же рядовые из Великобритании или США. Многие прибывали на мобилизационный пункт смертельно пьяными, проделав долгий путь из своих деревень. Хотя после революции в стране активно боролись с неграмотностью, многие рекруты не умели читать. Лучшие кадры отбирал себе НКВД, которым руководил Лаврентий Берия, – наркомат разросся в элитный корпус из 600 000 человек. Украинцев, белорусов и жителей Прибалтики считали политически неблагонадежными и не принимали в танковые войска. В результате сталинских чисток в Красной армии отчаянно недоставало опытных офицеров и даже сержантов.

Пехотинцев в первые месяцы войны обучали только маршировать, наматывать портянки – в Красной армии под сапоги вместо носков наматывали длинные куски ткани, – по команде рассыпаться и искать укрытие, рыть окопы и выполнять простейшие приемы с деревянными винтовками. Оружия не хватало, не было казарм, не было транспорта. Самым драгоценным имуществом для рядового была ложка. Ветераны рассказывали, что случалось порой бросить оружие, но только не спрятанную в сапог ложку. Часы имелись только у офицеров. В страшные дни 1941 г. новобранцев зачастую уже через неделю-другую бросали в бой. Полковой комиссар Николай Москвин с горечью писал в своем дневнике 23 июля: «Что я скажу людям? Мы продолжаем отступать. Как удержать их доверие? Как? Сказать, что товарищ Сталин с нами? Что Наполеон был разбит и Гитлер с его генералами тоже найдут здесь свои могилы?»