Вторая смена

«Позвони», «Мама Ира, я тебя очень люблю», «Не хочу мыть голову а мне велят», «У меня теперь новая школа», «Мама Ира ты можешь взять меня после уроков?», «Мне поставили 5 за контрольную», «Ты меня больше не любишь?».

Рука не поднималась такое удалять. Пусть останется, на память. Анечка свою маму-Иру не забудет, а вот любовь и доверие у нее пройдут. Уже прошли. Выросла из них Аня, как из детских игр и книжек. Только след от них надолго остается. От любви – тоже.

«Я скучаю», «Женька дура. Я ее ненавижу», «Мне папа купил новый компьютер. Он розовый!», «Я не хочу спать. Поговори со мной?», «Мама Ира ты живая?».

Последнее сообщение – три недели назад. Надо поскорее остальное прочесть и телефон выключить. Вдруг Аня позвонит, а Ирочка не сдержится, примет вызов.

Пятерка за контрольную – это по какому предмету? Аня «Окружающий мир» не любит, занудный он. Папа теперь есть какой-то: неужели Марфуша выкрутилась, да еще и замуж вышла? Ой, вряд ли. Эта мышь церковная на амуры не способна. Наверное, удочерили Аню, взяли в Сторожевую семью. Не надо знать, к кому именно, а все равно придется. Женька вон какая-то ее обижает! Поубивала бы!

– Алинка! Ты меня слышишь вообще или нет? Оторви ты морду от компьютера! С тобой родная мать разговаривает…

– Я сижу работаю! Нет, ты опять приперлась и зудишь!

– Работает! Сидит, задницу наращивает, а я на нее горбаться тут!

Голоса звучали гулко, словно не за стеной, а прямо у Ирочки в черепной коробке. Так бывает, когда плачешь и когда ничего поправить нельзя. Гормоны, обычная встряска после линьки.

Непрочитанных сообщений было немного. С одного номера. С периодичностью раз в неделю – десять дней. Первое пришло перед самым Новым годом: «29 декабря Марфа Нарышкина казнена по статье 7-в. С наступающим!» Ирочка облизала губы, на которых проклюнулась капелька крови. Листнула смс дальше.

Второе послание было отправлено в Рождество: «Московский окружной Сторожевой суд приговорил Субботину И. У. к смертной Казни через сожжение».

Во рту стало сухо, как при тяжелой болезни. Ира сжала телефон: сильно, словно боялась, что он сейчас выскользнет и упрыгает – противной серебристой жабой.

Экран потускнел, а больше ничего не произошло. Сообщение не исчезло. Даже если его удалить – смысл все равно останется на месте, ничего нового не произойдет. А значит, надо не хлюпать носом, а наклониться вбок, потянуть к себе пакет с продуктами, вынуть еще одну бутылку молока, крышку свинтить, глотнуть. И еще глотнуть. И пока ты, моя хорошая, шевелишься, ты жива.

Третья депеша: «Анна определена на воспитание в семью Озерной Евдокии Ольговны».

Озерная – это Дуська-Гадюка, Ленина товарка, приемная дочка Савки Старого. Дуську она знала не очень хорошо, а вот с матушкой ее приятельствовала. Чудесная была девушка, а погибла глупо. Милейшей души человек! И Дуся могла бы такой стать, если бы Савка ее себе на воспитание не взял. А теперь сама Дуся патронат над ребенком установила. Главное, что не Савва Старый. А то бы в Ане ничего нормального не осталось, одна любовь к родине и священный долг.

Ирочка выпустила телефон из пальцев, потом рассеянно смотрела, как он скользит по полу. От чемодана пахло медом, полынью, свежей листвой и спелыми грушами. Живыми запахами! И она, Ирочка, тоже будет жить. Чем бы ни стращал ее этот неизвестный, но так легко узнаваемый отправитель. Какие бы новости он ей ни сообщал!

– А тебе жалко, да? Мама, я вообще не понимаю, ты меня любишь или нет?

– Ну что ты вечно ерунду спрашиваешь? Я о серьезных вещах говорю!

Эти двое были ей отлично видны – сквозь унылую бетонную стену, заклеенную с обеих сторон слоями газет и полотнищами обоев, и сквозь висящий в соседской квартире пыльный бордовый ковер. Так вплывало в Ирочку ее родное ведьмовство, просыпались омолодившиеся умения и способности.

– Всю жизнь я на тебя положила! Всю! Никто меня замуж не брал! Кому я была нужна с таким подарочком?! – Старшая соседка, грузная, напоминающая лицом и повадками пожилую дворняжку, стояла сейчас посреди комнаты, сдирала с головы розовые бигуди, ссыпала их в карман халата. Косилась на собственное отражение в трельяже, а смотрела – в затылок сидящей за компьютером дочки.