«Вы не можете себе представить, – говорил старый миссионер из Мандаваки, – как развращена familia de Indios[256]
. Вы принимаете в деревню людей нового племени; они кажутся кроткими, честными, хорошими работниками. Но разрешите им принять участие в походе (entrada), предпринятом вами для возвращения убежавших индейцев, и вы с трудом сумеете воспрепятствовать им убивать всех, кого они встретят, и прятать некоторые части трупов».Размышляя о нравах этих индейцев, вы приходите почти в ужас от сочетания чувств, казалось бы, исключающих друг друга, от способности людей лишь частично воспринимать правила человечности, от преобладания обычаев, предрассудков и традиций над естественными движениями сердца.
С нами в пироге был индеец, бежавший с берегов Гуасии; за несколько недель он достаточно приобщился к культуре, чтобы быть нам полезным, подготавливая приборы, необходимые для ночных наблюдений. Он проявлял большую мягкость характера и сообразительность, и мы даже хотели оставить его у себя на постоянной работе.
Каково же было наше сожаление, когда мы узнали из разговора с ним, шедшего при посредстве переводчика, что «мясо обезьян Marimondes, хотя оно и темнее, кажется ему по вкусу похожим на человечье». Он уверял, что «его родственники (то есть соплеменники) предпочитают в человеке, как и в медведе, ладони». Это утверждение сопровождалось жестами дикой радости.
Мы спросили юношу, обычно спокойного и очень предупредительного в мелких услугах, которые он нам оказывал, испытывает ли он еще и теперь иногда желание «съесть индейца черувичахена»; он невозмутимо ответил, что, живя в миссии, будет есть только то, что едят los Padres.
Упреки, обращенные к индейцам по поводу рассматриваемого здесь чудовищного обычая, не производят никакого впечатления; они действуют не сильнее, чем слова брахмана с берегов Ганга, который, путешествуя по Европе, вздумал бы упрекать нас за обыкновение употреблять в пищу мясо животных. В глазах индейца с Гуасии черувичахена был существом, совершенно отличным от него; убить его казалось ему не более несправедливым, чем убить лесного ягуара.
Высказанное молодым индейцем намерение питаться, пока он живет в миссии, только тем, что едят los Padres, объясняется просто соображениями вежливости. У индейцев, если они возвращаются к своим (al monte) или если их донимает голод, быстро восстанавливается прежняя привычка к людоедству.
Индейцы с Касикьяре, хотя они быстро возвращались к своим варварским привычкам, в миссиях проявляли сообразительность, некоторую любовь к труду и, главное, с большой легкостью изъяснялись по-кастильски. В большинстве деревень живут индейцы трех-четырех племен, не понимающие друг друга, а потому чужой язык, который к тому же является языком гражданских властей, язык миссионера, имеет то преимущество, что служит средством более широкого общения.
Я слышал, как индеец поиньяве разговаривал по-кастильски с индейцем гуаибо, хотя оба они всего три месяца тому назад пришли из лесов.
Нам сообщили, что на Нижнем Ориноко, особенно в Ангостуре, индейцев с Касикьяре и с Риу-Негру вследствие их сообразительности и расторопности предпочитают жителям других миссий. Индейцы из Мандаваки славятся среди окрестных племен изготовлением кураре, который по силе не уступает кураре из Эсмеральды. К сожалению, изготовлением яда индейцы занимаются гораздо охотнее, чем земледелием.
Между тем почва на берегах Касикьяре великолепная. Там встречается коричневато-черный гранитный песок, в лесах покрытый толстыми пластами humus, а на берегах рек – глиной, почти непроницаемой для воды. Земля на Касикьяре, по-видимому, более плодородна, чем в долине Риу-Негру, где маис родится довольно плохо. Рис, бобы, хлопок, сахар и индиго дают богатые урожаи повсюду, где их пробовали выращивать.
В окрестностях миссий Сан-Мигель-де-Давипе, Сан-Карлос и Мандавака мы видели дикорастущее индиго. Нет сомнений, что некоторые американские народы, в особенности мексиканцы, задолго до завоевания употребляли для иероглифического письма настоящее индиго и что небольшие лепешки этого вещества продавались на главном рынке в Теночтитлане.
Однако красящее вещество, тождественное по химическому составу, может быть извлечено из растений, принадлежащих к близким родам, и я не осмелюсь сейчас утверждать, что Indigoferae американского происхождения не имеют каких-либо родовых отличий от Indigofera anil L. и Indigofera argentea Старого Света. Для кофейных деревьев Старого и Нового Света такое различие было установлено.
Влажность воздуха и ее естественное следствие – обилие насекомых – создают здесь, как и на Риу-Негру, почти непреодолимые препятствия для введения новых культур. Даже при ясном голубом небе гигрометр Делюка никогда не показывал меньше 52°. Повсюду встречаются крупные муравьи, которые двигаются плотными рядами и нападают на культурные растения особенно охотно, потому что они травянистые и сочные, между тем как в здешних лесах стволы растений деревянистые.