Второе пришествие в гневе

ГЛАВА XIX

ТОКИО,

ПЯТНИЦА, 10 АВГУСТА 1945 ГОДА

Несмотря на все заверения Молотова, донесение Сато об объявлении Советским Союзом войны Японии так и не было передано. Его задержали на Центральном телеграфе в Москве. Правда, часом позже русские сами сообщили об этом по международному радио. Это сообщение было перехвачено радиослужбой японского министерства иностранных дел в Токио. Последние надежды министра иностранных дел Того начать переговоры с американцами через посредничество СССР рухнули. Хотя эти надежды всегда представлялись как совершенно иллюзорные, Того пришел в такую же ярость, как Хэлл в день нападения на Перл-Харбор. Он заявил, что Советский Союз нанес Японии предательский удар ножом в спину.

Информация о вступлении России в войну была немедленно передана премьер-министру Судзуки. Судзуки отнесся к этой информации спокойно.

— Это, возможно, позволит нам быстрее закончить войну, — заметил он. Старый моряк, герой Цусимского сражения, Судзуки философски относился ко многим жизненно важным вопросам. Теперь премьера интересовало только мнение императора: готов ли тот к немедленной капитуляции? В дворцовых кругах Судзуки узнал, что Император готов на все во имя быстрейшего наступления мира.

Выяснив это, Судзуки немедленно собрал кабинет на «чрезвычайное совещание». Это произошло 9 августа в одиннадцать часов, т. е. всего за минуту до того, как «Толстяк» взорвался над Нагасаки.

— При существующих обстоятельствах, — открыл совещание Судзуки, — я пришел к заключению, что у нас осталась единственная альтернатива: принять Потсдамскую Декларацию и тем самым завершить войну. Я хотел был услышать ваши мнения по этому поводу.

Никто из министров не произнес ни слова.

— Почему вы все молчите? — спросил адмирал Ионаи. — Нам никогда не удастся решить ни одной проблемы, если мы честно и откровенно не выскажемся по этому вопросу.

Три других «военных» министра с открытым негодованием отнеслись к готовности Судзуки капитулировать, хотя известие о вступлении Советского Союза в войну ошеломило их даже больше, чем атомная бомбардировка Хиросимы. В этот момент в помещение, где собрался кабинет, вошел офицер с донесением о взрыве над Нагасаки второй атомной бомбы.

Эта страшная новость в совокупности с донесениями, пришедшими из Маньчжурии, сделало сдержанное негодование «военных» министров — генералов Анами и Умедзу и адмирала Тойода — совершенно открытым.

В глубине душе все трое понимали неизбежность капитуляции, но упрямо отказывались принять Потсдамскую Декларацию даже при условии сохранения Императора на троне. Они настаивали на допольнительных условиях: чтобы т. н. «военные преступники» судились в Японии по японским законам; чтобы армия была демобилизована самими японцами, а количество оккупационных сил было бы ограниченным.

Министр Иностранных дел Того тщетно пытался вернуть военных к реальности. Зная, что Япония близка к полному краху, союзники без сомнения отвергнут все эти претензии, которые могут только отдалить наступление мира. Имеют ли военные хоть какую-нибудь надежду на победу?

Военный министр Анами такой надежды не имел, но желал, чтобы Япония прошла еще через одно великое сражение — войну на собственной территории.

— Сможете ли вы предотвратить высадку противника на наши острова? — в открытую поинтересовался Того.

— При удаче, мы сможем разбить врага еще до того, как он успеет высадиться, — ответил генерал Умедзу, — В любом случае, я могу с уверенностью заявить, что мы уничтожим большую часть американских сил вторжения. Мы способны нанести им такой удар, от которого они никогда не оправятся.

Того пожал плечами, — Что это изменит?

В случае необходимости, американцы осуществят второе вторжение, а затем — и третье. И нам все равно придется капитулировать.

После трех часов жаркой дискуссии ни до чего договориться не удалось. Судзуки прервал совещание, сообщив об отсутствии результатов маркизу Кидо.

— Остался единственный выход, — сказал адмирал Хранителю Печати. — Нужно сделать так, чтобы решение принял Император.

Это было весьма смелое предложение. Какой бы мощью не обладал Император, он традиционно не мог выступать с политическими инициативами. Но маркиз Кидо был согласен с тем, что только экстраординарные действия Трона способны спасти Японию. Без колебаний Хранитель Печати разъяснил обстановку Императору. Его Величество согласился с тем, что пришла пора нарушить традицию. Собравшийся после обеда кабинет был не более результативен, чем на утреннем совещании. Военные снова сомкнутым строем выступили против гражданских министров. Исключение составлял только адмирал Судзуки, твердо убежденный в том, что продолжением войны уже не достичь ничего. Будет только хуже.

— Нам нужно думать сейчас, как сохранить и возродить нашу страну, — сказал премьер. — Поэтому мы должны забыть о «спасении своего лица» и как можно быстрее капитулировать.

Слова премьера еще более разъярили военных. Почти не скрывая своей откровенной враждебности к премьеру, военный министр Анами заявил: