Рядом с зеркалом на рукаве у локтя была наклеена заплатка герметизирующего пластыря – я не помнил, как ее наклеил, – видимо, рефлекторно. Дышать было тяжело, забрало постепенно покрывалось капельками конденсата. Голова трещала – всем на зависть. Я пошарил там, где должен был крепиться фал, но ничего не нащупал. Я использовал зеркало еще раз – и увидел на месте фала клочья крепежной системы – тоже залепленные пластырем. Подсознание и тренировки – страшная штука.
Я ощупал себя. Энергетика скафандра умерла совсем. Зато уцелел баллон с резервным запасом кислорода. Укладка, которой я работал с Паутиной, тоже уцелела – абсолютно сейчас бесполезный съемник логов и еще несколько приборов для работы с контролем Паутины, но ничего, чем можно было бы привлечь к себе внимание. Еще у меня был реактивный пистолет, висевший на поясе.
Я медленно вращался среди обломков Паутины.
Несмотря на раздутую внутреннюю оболочку, что-то понемногу просачивалось наружу – я посмотрел на механический манометр на запасном баллоне, сравнил его с манометром скафандра и прикинул, что где-то час у меня еще есть. Дотянувшись до инжектора, я переключил подачу кислорода из аварийного баллона – клапан почему-то не сработал при отрыве основного. Инжектор щелкнул, подавая свежий кислород в скафандр. Стрелки манометров задвигались.
Дышать стало легче. Уже лучше. Я стравил часть воздуха наружу, чтобы убрать углекислоту, – литиевый поглотитель улетел вместе с ранцем. Убедившись, что сублиматор не поврежден, разблокировал и покрутил маховик водяной системы охлаждения, вручную прокачивая жидкость через охладитель. Полегчало.
Я снял с пояса пистолет, порадовавшись тому, что могу работать им без подсказок «Панорамы». Пистолетные полеты были распространенным в Винограднике спортом. Несколькими осторожными микроимпульсами я замедлил, а потом и обнулил свое вращение. Рядом обнаружился большой обломок, который медленно дрейфовал в мою сторону. Еще несколько обломков было заметно чуть дальше. И – наполовину освещенная Луна над ними. Я посмотрел в зеркальце вправо-влево – дрейфующие обломки, и ничего кроме них.
Что дальше? У меня есть около часа. Что с Виноградником – непонятно. Если брать полный цикл с прогревом двигателя – сюда добираться не меньше полутора часов. Если кто-то будет меня искать (если будет), им придется прочесать большое облако обломков. Электроника накрылась – сигналить мне нечем.
Я обнаружил, что взвешиваю варианты – какой именно смертью мне стоит умереть: медленно задохнуться в скафандре примерно час спустя или открыть забрало прямо сейчас? Голова болела настолько, что вариант с забралом начинал казаться не таким уж плохим решением. На этой мысли я одернул себя. Никто тебя не бросит. Лера им не позволит. Если Лера жива. Я вздохнул. Хватит об этом. Надо что-то делать.
На панели укладки мигнул огонек – он поймал радиосигнал где-то рядом. Судя по всему, меня мазнуло лучом радара. Я заметил, как среди обломков вспыхнул и погас огонек, потом еще один и еще. Двигатели. Чужаки собирали урожай.
Мусорщик, скорее всего, тоже где-то рядом. Станция должна была перемещаться в пространстве, решая задачу оптимизации ресурса дронов. А это давало некоторые шансы…
Чужак вынырнул из тьмы, словно из толщи воды, – и вцепился клешней в большой обломок платформы прямо передо мной. Я пальнул из пистолета, догоняя обломок. Едва я успел ухватиться за платформу, как чужак включил двигатель. Мы дернулись и поплыли сквозь обломки. Чужак выключил двигатель, снова включил его, потом немного потискал обломок манипулятором, кажется, в некоторой растерянности. За счет того, что я прицепился к обломку «зайцем», трофей чужака стал тяжелее и расход топлива не совпадал с предполагаемым ускорением. Интересно, он догадается про то, что у него появился пассажир? Я бросил взгляд на укладку – по ее показаниям, чужак что-то передавал на своей частоте. Подзывал кого-то еще?
Я пополз по обломку к нише, где можно было устроиться так, чтобы не попасть в пределы машинного зрения чужака и укрыться от встречных обломков, которые чужак, похоже, игнорировал. Еще два чужака подлетели к обломку – по-видимому, они явились на зов первого. Втроем они включили двигатели, и мы резво рванулись вперед. По платформе забарабанил дождь из мелких кусочков металла. В скафандре было душно, гермошлем снова начал запотевать. Я взялся за маховик насоса теплообменника. На этот раз работать насосом пришлось довольно долго. Когда конденсат, наконец, испарился, я понял, что больше не слышу «дождь» обломков. Мы покинули облако мусора. Я выглянул наружу и увидел приближавшийся Мусорщик.
Станция выглядела впечатляюще. Мусорщик тоже проектировался в виде «колеса». Он достраивал и расширял себя, используя орбитальный мусор: на «колесе» вырос конусообразный «сталактит» с «зубцами» отдельных башенок. По краям станции светились двигатели, на склонах «сталактита» беспорядочно вспыхивали огни сварки. На вершине «сталактита» чернело отверстие шахты, уходящей глубоко в недра Мусорщика.