«Норвежское направление» выставлялось Черчиллем как громоотвод, к тому же неисправный, ибо к этому времени идея высадки в районе Киркенеса, которая была у Лондона на языке в первые дни после нападения Германии на СССР, уже отпала. Британским военным представлялось затруднительным создать нужный перевес сил, одолеть сложности снабжения, справиться с плохой погодой зимой и «хорошо оборудованной обороной» объектов, которые стоили бы атаки. Они находили более перспективным удар на Петсамо (Печенга), «но тогда вся эта операция становилась бы чисто русским мероприятием, в котором нам (англичанам) была бы отведена лишь незначительная роль поддерживающих сил». Изучалась целесообразность англо-шведской операции с ударом в направлении на Тронхейм, однако шведы, сперва не отвергавшие такой возможности, утратили к делу интерес, как только Берлин в октябре 1941 года ослабил давление на Стокгольм[461]
.Петсамо и Северная Норвегия еще не однажды будут фигурировать в советско-английских переговорах. И так же, как в 1941 году, все будет кончаться пустыми хлопотами, потому что трудности внешние и внутренние, объективные и субъективные, коих на войне всегда в избытке, перебарываются лишь при наличии должной общности интересов, подлинного доверия и искренности между союзниками по духу, а не по формальной букве.
Что означали бы совместные с СССР боевые операции значительного масштаба? Конец уверткам – посылать материалы и оружие на театр военных действий или не посылать. Конец взгляду на советского солдата как на «живую силу» – приглаженная разновидность термина «пушечное мясо». Почти гарантия того, что козней против союзника не будет. От подобных гарантий Лондон и Вашингтон воздерживались в отношениях между собой. С какой стати выдавать их СССР, связывать свою судьбу или хотя бы престиж со страной, которую в мыслях своих почти обрекли на погибель? Помогать Советскому Союзу исключительно и пока это помощь самим себе, причем наименее обременительная и наиболее эффективная. И не больше. «Никто, – отмечают Дж. Батлер и Дж. Гуайер, – не хотел терять ценные военные материалы в хаосе рушившегося русского фронта, тогда как эти материалы могли быть тут же использованы в любом другом месте»[462]
.«Жизненные и постоянные интересы» США связаны с исходом боев на советско-германском фронте, заявил А. Гарриман при открытии 29 сентября 1941 года Московской конференции трех держав[463]
. Послание президента, переданное Сталину 20 сентября, было дружественным по форме и скромным по политическому весу. Глава советского правительства знал, почему ставил перед Бивербруком вопрос о заключении с АнглиейМосковская встреча завершилась утверждением протокола о снабжении Советского Союза на период с октября 1941 года до конца июня 1942 года из производственных центров Англии и США и о содействии в доставке выделявшихся материалов в СССР. Все документы, принимавшиеся от имени трех, за исключением коммюнике, выдержаны в сугубо экономическом ключе.
Достоверно зная по докладам разведки о позиции англичан, Сталин