Второй фронт. Антигитлеровская коалиция: конфликт интересов

Министр иностранных дел Мацуока «чрезвычайно настойчиво» ратовал за войну против Советского Союза вместе с Германией, и до 2 июля 1941 года Япония могла в любой момент включиться в «русский поход». Мацуоке оппонировали моряки. Они исходили из того, что: а) Япония не может воевать, не овладев источниками сырья, которые расположены на юге; б) нападение на СССР автоматически вовлечет Японию в войну против США и заставит вести борьбу на два фронта. Армия колебалась. Она обусловливала поворот на север достижением немцами решающего успеха на Восточном фронте.

На поведении правительства и японских военных сказывалось отсутствие согласованности стратегий Берлина и Токио. Гитлер посвятил японского посла в Берлине Осиму в план «Барбаросса» только 3–4 июня 1941 года. В день нацистского нападения на СССР японское руководство приняло решение об ускорении «южной экспансии».

Японцы не делали поспешных выводов из начальных тяжелых неудач Красной армии. В противовес молодым офицерам Квантунской армии, жаждавшим реванша, большинство находило длительную войну с СССР чрезмерно рискованной. Пока Советское государство не потерпело «решающего поражения» от Германии, предпочтение отдавали достижению перелома в «китайском инциденте»[475].

На имперском совещании 2 июля 1941 года взяли верх противники распыления сил. Перед лицом «совершенно новой ситуации, возникшей вследствие начавшейся между Германией и Советским Союзом войны», были одобрены «три принципа национальной политики»:

1) Япония пока не должна вступать в войну против Советского Союза;

2) Япония не должна, однако, отдаляться от Германии;

3) Япония должна установить контроль над всем районом Индокитая.

Того, назначенный на пост министра иностранных дел после удаления Мацуоки из кабинета, констатировал: «Германия и Италия добьются завоевания континента и будут в состоянии достичь своих первоначальных целей, но, вероятно, они не смогут поставить под контроль всю ситуацию, так что война окажется затяжной, и нельзя ожидать сотрудничества обеих наций с Японией»[476].

Решения 2 июля стали водоразделом во взаимоотношениях Японии также с США. С этого момента «проект договоренности» о «дальневосточном варианте „доктрины Монро“», переданный японцами администрации через министра почт Уолкера, терял смысл[477]. Немецкий профессор П. Херде (Вюрцбургский университет) полагает, что японо-американские переговоры споткнулись на доктринерстве К. Хэлла. Госсекретарь США проповедовал после захвата японцами (начиная с 19 июля 1941 года) военных баз в Южном Индокитае политическую твердость и силу в отношении Токио[478]

.

Действительно, 24 июля Вашингтон заморозил японскую собственность в США (с 25 июля) и ввел эмбарго на нефть (с 1 августа), то есть прибегнул к самому острому из имевшихся в его распоряжении невоенных средств. Вместе с тем японцев завлекали радужными возможностями, в случае отказа от «дальнейшей военной экспансии», урегулирования возникших проблем к взаимной выгоде.

«Неделимая безопасность» в определенной степени приравнивалась Рузвельтом к «неделимому мировому рынку»[479]. Японцы урезали свободу морей и создавали замкнутый район азиатского «сопроцветания», и это в условиях, когда Германия подчинила себе Европу. С утратой рядом государств своей политической независимости США было свыкнуться легче, чем с потерей доступа на их рынки.

Надежды Рузвельта на мирный исход могли оживиться после поступивших из Токио предложений о «компромиссе» в условиях вывода японских войск из Индокитая, окончания при американском посредничестве войны в Китае, обеспечения «нейтралитета» Филиппин, совместной разработки источников сырья в Голландской Индии, отмены американского торгового эмбарго. С 7 августа на протяжении почти двух месяцев премьер Коноэ добивался личной встречи с Рузвельтом в Гонолулу или на Аляске. Посол США в Токио Грю настойчиво рекомендовал президенту поддержать премьера, олицетворявшего «либеральный» элемент в японском руководстве. Противоположную позицию занял Хэлл. На его взгляд, японцы еще недостаточно поддались. Рузвельт принял сторону госсекретаря, которого подкреплял военный министр Стимсон. Как сложились бы события тех лет, дойди дело до встречи президент-премьер? Простор для спекуляций. Известно, однако, что личного контакта Рузвельта с Коноэ опасались и не хотели Берлин и Лондон.

Имперское совещание 7 сентября 1941 года, рассматривавшее план действий в связи с американским эмбарго, прошло под девизом: капитуляция или война. 16 октября Коноэ передал премьерский пост главе партии войны Тодзио. Имперское совещание 5 ноября высказалось за агрессию против США, если до 12.00 1 декабря 1941 года японо-американские переговоры не дадут удовлетворительных результатов. Окончательная точка была проставлена 1 декабря: в 16 часов 10 минут Хирохито подписал акт о состоянии войны с Соединенными Штатами[480].