Британский премьер не оспаривал проведенную советским представителем связь между стратегией нацистов и отсутствием угроз рейху с Запада. Он заявил в ответ, что Англия и США исполнены решимости осуществить вторжение на континент в кратчайший возможный срок и максимально крупными силами. Техническая сторона высадки, однако, еще требует проработки. И как бы между прочим заметил, что в предвидении такой операции он еще в августе 1941 года предложил Рузвельту развернуть строительство десантно-высадочных судов и средств, но (в подтексте – из-за близорукости США) их строилось слишком мало. Плохо подготовленное вторжение, обреченное на провал, не упускал добавлять Черчилль, не принесло бы пользы ни России, ни общему делу союзников[565]
.Как сознавался Черчилль в мемуарах, его подлинные суждения коренным образом расходились с тем, что он сообщал в апреле-мае 1942 года Рузвельту. Следовательно, и В. Молотову он говорил не то, что думал, ибо сказанное наркому не отличалось от сказанного президенту.
«Планируя гигантское мероприятие 1943 года, – записал Черчилль после войны, – мы не могли отложить в сторону все остальные обязанности. Нашим первым обязательством перед империей была защита Индии от японского вторжения, которое, казалось, уже угрожало ей. К тому же задача была решающим образом связана со всей войной… Точно так же нельзя было допустить, чтобы немцы и японцы подали друг другу руку в Индии или на Среднем Востоке: это было бы неизмеримой катастрофой для дела союзников. Я признавал ее по значению почти равносильной отступлению России за Урал или даже заключению ею сепаратного мира с Германией. В то время я не считал вероятным ни то ни другое. Я верил (? –
Попытка создать плацдарм в Шербуре представлялась мне более трудной и менее привлекательной идеей, не столь полезной с точки зрения ближайшего будущего и менее плодотворной в конечном счете. Целесообразней было запустить когти нашей правой лапы во французскую Северную Африку, рвануть левой лапой по Нордкапу и подождать год, не рискуя сломать свои зубы об укрепленный германский фронт по ту сторону Ла-Манша.
Таковы были мои взгляды в то время, и я никогда в них не раскаивался… Но мне приходилось использовать влияние и дипломатию, чтобы добиться согласованных и гармоничных действий с нашим дорогим союзником (США), без помощи которого мир могла ожидать только гибель. Поэтому на нашем совещании 14 апреля (с Гопкинсом и Маршаллом) я не затронул ни одной из этих альтернатив»[566]
.Вот так – полезный обман лучше бесполезной истины, даже когда обман для благозвучия поименуют «влиянием» и «дипломатией». Но Черчилль шел дальше. По его словам, он никогда не намеревался допустить, чтобы «Юпитер» (операция на севере Норвегии) стал поперек дороги «Торчу» (операция в Африке). Если нельзя проводить их параллельно, то пальма первенства должна была принадлежать африканскому варианту.
В интересах исторической правды остается уточнить, насколько британское руководство верило в бое– и жизнеспособность СССР. Черчилль заявлял Молотову, что судьба Англии «сопряжена с сопротивлением Красной армии», хотя из дальнейших рассуждений вытекало, что «без активной английской помощи Индия могла быть завоевана в течение нескольких месяцев. Порабощение Гитлером Советской России было бы гораздо более затяжной и более дорогостоящей для него задачей»[567]
. Что же считал он «невероятным» – просто поражение или быстрое поражение? Скорее второе. Как видно из заметок А. Брука, англичане отправлялись от наихудшего. В 1942 году они закладывали в свои стратегические уравненияЛейтмотив Черчилля, в оценке Шервуда, – не рисковать жизнями англичан. Премьер старался уберечь Великобританию от жертв, поразивших ее в 1914–1918 годах и, как считалось, обусловивших угасание империи. Он выступал против «огромных армий, забрасывавших одна другую несметной массой снарядов». Общий подход премьера был сродни принципу генерала Макартура – «бейте их (противников) там, где их нет!». Блокада и затяжная война на измор Германии, пока долготерпение британцев не будет вознаграждено победой, хотя бы чужой.
Но кто-то должен был создавать огромные армии, чтобы бить агрессоров там, где их было в избытке, бить так, чтобы Германия не могла, если бы даже очень захотела, уйти в круговую оборону. Сие Лондон не тревожило. Без всяких этических переживаний «грубую работу» он переуступал другим. Черчилль и его единомышленники допускали в 1942–1943 годах лишь один вариант высадки на континенте – для принятия капитуляции Германии.