Второй фронт. Антигитлеровская коалиция: конфликт интересов

Совпадения с планом Герделера почти дословные. При сопоставлении соображений Лиддела Харта и практической линии Англии в течение всего 1943 года тоже не обнаружится непримиримых противоречий. Теоретик стратегии призывал к оформлению в официальную политику того, что делалось явочным порядком. Все упиралось в сущую «мелочь» – недоставало переворота или хотя бы видимости переворота в Германии, демократического или псевдодемократического самоочищения рейха. Пока же демократам не к чему было приложить великодушие – за чужой счет.

Если пообстоятельней разбираться в стараниях Черчилля любыми правдами или неправдами ступить на Апеннинский полуостров, вскроется более широкий замысел, чем превращение Средиземного моря в Британское озеро. Италия виделась как пробный камень для отработки технологии обращения с каждым «образумившимся» противником.

26 июля 1943 года премьер призвал Рузвельта благосклонно отнестись к любому нефашистскому итальянскому правительству, которое с видами на успех отрядили бы порулить страной[708]. Далее он высказывал ряд соображений, превращавших капитуляцию Италии из безоговорочной в «почетную». И это не все. В приложенном к посланию меморандуме из 12 пунктов советский союзник упоминается дважды: в пункте 11, где выражалась надежда, что «Россия должна по возможности примкнуть к Англии и Соединенным Штатам» в нажиме на Турцию, чтобы та вступила в войну и помогла претворить балканский вариант второго фронта; в пункте 12, где говорится о возможных консультациях с СССР при решении судьбы Муссолини и его приспешников. Остальное – типичный сговор за спиной союзника в явное нарушение (для Англии в любом случае) принятых договорных обязательств[709]

.

Рузвельт слегка подчистил проект Черчилля. Были убраны слова, которые выглядели двусмысленно и даже провокационно. Так, премьер вел речь о капитуляции или возвращении в Италию всех итальянских вооруженных сил, пребывавших «на Корсике, на Ривьере, включая Тулон, и на Балканском полуострове, а именно: в Югославии, Албании и Греции». СССР назвать запамятовали. Президент записал: «… где бы они ни находились за пределами самой Италии». Черчилль вел речь «о немедленном освобождении всех английских военнопленных». Тут даже американские военнослужащие выпали. Президент заменил «английских» на «Объединенных Наций». Общая тональность документа, однако, осталась прежней[710].

Вывод Италии из войны мыслился британским лидерам без тяжелого противоборства с немецкими войсками. В мемуарах Черчилля приводятся заметки от 25 ноября 1942 года, в которых содержится следующий пассаж: «Я не разделяю точки зрения, что в наших интересах, чтобы немцы оккупировали и захватили Италию»[711]. Сталину и Рузвельту говорилось одно, а бумаге поверялось нечто иное: отвлечение частей вермахта с Восточного фронта – вне намерений Черчилля.

Условия капитуляции Италии были согласованы между Лондоном и Вашингтоном 26–30 июля, после чего Иден сообщил их временному поверенному в делах СССР в Англии А. Соболеву. На следующий день, 31 июля, В. Молотов известил британского посла в Москве, что советская сторона принимает без возражений документ, с которым ее ознакомили. Это не означало, однако, согласия с методой, которую навязывали советской стороне.

22 августа Сталин направил Рузвельту и Черчиллю послания с требованием создать «военно-политическую комиссию из представителей трех стран – США, Великобритании и СССР – для рассмотрения вопросов о переговорах с различными правительствами, отпадающими от Германии». «До сих пор, – отмечалось в посланиях, – дело обстояло так, что США и Англия сговариваются, а СССР получал информацию о результатах сговора двух держав в качестве третьего пассивного наблюдающего. Должен Вам сказать, что терпеть дальше такое положение невозможно»[712].

Номер, который А. Иден в беседе с послом США Дж. Вайнантом обрисовал в словах «Советский Союз следует некоторым образом привлечь к совещаниям для рассмотрения положения в Италии

», ибо, когда русские армии перейдут в наступление, «мы, возможно, также захотим оказывать влияние на их условия капитуляции и оккупации территорий союзных и вражеских стран»[713], не проходил. Советская сторона требовала определенности. Она не довольствовалась союзнической фразеологией и настаивала на союзническом поведении.

Упрек в нелояльности не замыкался, понятно, на Италии. Рузвельта и Черчилля предупреждали, что СССР не примет роль статиста в западных политических инсценировках. Советский демарш привел к учреждению названной комиссии и в очередной раз напомнил США – пора самоопределяться в принципиальных вопросах дальнейшего ведения войны и после военного сотрудничества.