«Все попытки приписать Сталину часть или даже всю вину за немецкое нападение, – будь то ссылки на наступательную советскую внешнюю политику, якобы не оставлявшую Гитлеру другого выбора, или гальванизация трудно выговариваемого тезиса о превентивной войне (летом 1941 года одному агрессору, Гитлеру, предоставлялся последний шанс упредить другого агрессора) –
Но вздор сочиняется и тиражируется не ради вздора. Кому-то он как бальзам от кошмаров, что поныне портят сон. Это бы полбеды. Наибольшим спросом вариации вокруг «превентивных действий» Гитлера пользуются у закоренелого и истинно опасного реваншизма, который целит не в итоги войны, а в ее истоки. Нет, ставить точку рано. Перебежчик Резун, даже сменив псевдоним В. Суворов на А. Македонский или Н. Бонапарт, не прибавит своим писаниям убедительности. Но, скажем, В. Мазер, листая на глазах неосведомленного массового читателя частично подлинные документы, способен навести тень на плетень.
В 1948 году маршал А. Василевский извлек из своего личного сейфа и зарегистрировал в Главном оперативном управлении Генерального штаба записку, написанную от руки в единственном экземпляре для доклада Сталину. Записка не завизирована ни С. Тимошенко, ни Г. Жуковым, хотя В. Мазер и другие (с этого начинаются фальсификации) утверждают иное. В тексте было оставлено место для простановки подписей, если бы и когда изложенная в ней концепция нашла высочайшее одобрение.
Почему записка осела у А. Василевского? Очевидно, потому, что будущий маршал вместе с генералом Н. Ватутиным составлял ее. Ватутин, однако, погиб в Киеве в 1944 году от рук бандеровцев.
Когда возникла записка? У В. Мазера элегантно сказано: «до 15 мая». Это может быть и 1 мая. Или даже 1 апреля, не проглядывай на небрежно изготовленной копии слово «май». В действительности Василевский и Ватутин доверили бумаге свои мысли и тревоги после встречи Сталина с выпускниками военных академий и его категорической фразы – «война на пороге». На эту работу у двух генералов ушло 4–5 дней. Вслед за тем проект был вручен Г. Жукову, от которого попал к С. Тимошенко.
Достоверно неизвестно, как нарком обороны и начальник Генштаба доводили соображения своих подчиненных до Сталина. Зная негативную и порой гневную реакцию диктатора на разведсводки, ранее представлявшиеся проекты распоряжений по армии и флоту, которыми предлагалось привести ВС в состояние повышенной готовности, на предостережения из Лондона и Вашингтона насчет возможной германской агрессии, его указания самым обходительным образом обращаться с немецким персоналом, попадавшим в советские руки во время разведывательных рейдов против СССР, Тимошенко и Жуков могли ограничиться прощупыванием, обходным зондажем. Скорее всего, однако, дело обстояло так.
Встреча 5 мая поставила военных между двух огней. Отмалчиваться в ответ на малолестные и двусмысленные высказывания Сталина в адрес вооруженных сил в момент нависшей над страной угрозы было рискованней, чем что-то предлагать. Так или иначе, диктатор вводился в курс соображений, наработанных Генштабом под воздействием сталинских же оценок от 5 мая.
Дальнейшее автор основывает на словах лично ему знакомого генерала, беседовавшего с маршалом С. Тимошенко вскоре после войны. При очередном докладе Сталину нарком обороны и начальник Генштаба поинтересовались, не нашлось ли у него возможности взглянуть на подготовленную военными записку. В ответ раздалась тирада: оценки, сформулированные на встрече с выпускниками академий, предназначались войсковым офицерам. Они должны были отбыть в свои части, заряженные доверием к руководству страны, проникнутые ответственностью за определенную каждому задачу – поднимать бдительность и совершенствовать выучку. Из сказанного 5 мая изменений для внешней и оборонной политики не возникает. Хотите носить головы, хмуро присовокупил диктатор, не подыгрывайте провокаторам. Войны не должно быть. Следовательно, надлежит сделать все возможное и невозможное, чтобы ее в 1941 году не было.