11 июля 1941 года решением главы администрации ответственность за осуществление поставок в СССР была возложена на подразделение администрации, ведавшее ленд-лизом. Первые поставки оформлялись по каналам ленд-лиза, хотя и не на его условиях оплаты. Такая технология приучения общественного мнения и конгресса к возможности включения Советского Союза в число пользователей «арсеналом демократии» являлась, видимо, наилучшей. 7 ноября 1941 года Рузвельт президентской директивой объявил Стеттиниусу решение считать оборону СССР жизненно важной для обороны Соединенных Штатов и распространить на советскую сторону положения закона о ленд-лизе[408]
. Рузвельт не мелочился при рассмотрении советских заявок на поставки американских материалов и оружия и обязывал подчиненных добросовестно выполнять (в конце 1941 – первой половине 1942 года) данные Москве обещания.Тем сдержаннее и скупее, однако, держал себя глава администрации в делах политических. Он уклонялся от согласования стратегических целей и проектов послевоенного устройства с англичанами. У него начисто отсутствовало желание обсуждать подобные темы с Москвой. Президент недоверчиво отнесся к советско-английским контактам, в ходе которых по нашей инициативе рассматривалось соглашение о совместных действиях в войне против Германии (подписано 12 июля 1941 года). США потребовали от англичан заверения, что договоренность с СССР не будет содержать никаких секретных положений, неизвестных Вашингтону, а сам документ не примет форму договора[409]
.Нет сведений о реакции президента на оценку, данную соглашению Черчиллем в палате общин 15 июля: «Оно является, безусловно, союзом, и русский народ теперь наш союзник»[410]
. В чем-то такое толкование опережало эволюцию Рузвельта. Отправляя 13 июля Г. Гопкинса на встречу с британским премьером, он дал своему посланцу инструкцию: «Экономические или территориальные сделки – НЕТ… Никаких переговоров о войне»[411]. Представители администрации отметали любые намеки, делавшиеся по временам с британской стороны, на желательность в интересах военного сотрудничества признания западных границ СССР по состоянию на 22 июня 1941 года. Американцы будут долго держаться тут жесткой линии с целью нажима на Советский Союз в интересовавших Вашингтон областях.В целом президент предпочитал оставлять в 1941 году страницы книги будущего неисписанными. Несколько общих дорожных знаков казались достаточными для придания движению союзников более или менее сходного маршрута. Конкретику относили на потом, когда прояснится расстановка сил и, даст Господь, США освоятся с функциями вершителей судеб цивилизации. Сие касалось не одного Советского Союза, существование которого в 1941 году ставилось под жирный знак вопроса и распад которого сам по себе вызвал бы коренной передел политической и социальной карты мира. Вашингтон не особо жаловал Англию, а Францию презирал.
Какое-то просветление государственных умов в США забрезжило после поездки в Москву Г. Гопкинса и его продолжительных бесед с советскими руководителями. На встрече со Сталиным 30 июля в центр диалога выдвинулись коренные проблемы международного сотрудничества. Глава советского правительства делал акцент на необходимости «минимума джентльменства», соблюдения святости подписанных договоров, регулирующих отношения государств, без чего мирное сосуществование невозможно. Гопкинс выделял готовность Рузвельта предоставить СССР всяческую помощь без каких-либо оговорок[412]
.Самый важный, на взгляд американцев, разговор состоялся 31 июля. Сталин проанализировал положение на фронте, сопоставил сильные и слабые места борющихся сторон, дал сравнительные характеристики советской и немецкой военной технике. Согласно отчету Гопкинса, советский руководитель выразил уверенность в том, что в зимние месяцы фронт будет проходить под Москвой, Киевом и Ленинградом, вероятно, не далее чем в стах километрах от той линии, где он обозначился на тот момент. Сталин высказывал настойчивое пожелание, чтобы англичане как можно скорее послали тяжелые самолеты вместе с экипажами для удара с советских баз по румынским нефтепромыслам. В той же беседе была проявлена готовность принять на любом секторе советско-германского фронта войска США целиком под американским командованием.