Его (Гитлера) вторжение в Россию – лишь прелюдия к попытке вторжения на Британские острова. Он, несомненно, надеется, что все это можно будет осуществить до наступления зимы и что он сможет сокрушить Великобританию прежде, чем вмешаются флот и авиация Соединенных Штатов. Он надеется, что сможет снова повторить в большем масштабе, чем прежде, процесс уничтожения своих врагов поодиночке, благодаря которому долго преуспевал и процветал, и что затем освободит сцену для последнего акта, без которого были бы напрасны все его завоевания, а именно: для покорения своей воле и подчинения своей системе Западного полушария.
Поэтому опасность, угрожающая России, – это опасность, грозящая нам и Соединенным Штатам, точно так же, как дело каждого русского, сражающегося за свой очаг и дом, – это дело свободных людей и свободных народов во всех уголках земного шара. Усвоим же уроки, уже преподанные нам столь горьким опытом. Удвоим свои усилия и будем бороться сообща, сколько хватит сил и жизни»[396]
.Советское государство не помянуто под своим официальным названием. Только раз его назовут Советской Россией. Ни слова о правительстве СССР. Протягивается рука к России, к русскому народу, к «каждому русскому», оказавшемуся в беде не без вины своего же руководства.
Дело не в семантике, не в пренебрежении к дипломатическому этикету, не в желании премьера потрафить британской чопорной публике, безумевшей при одном упоминании социализма. Черчилль изложил свое толкование смысла и форм сотрудничества с нами, его идейных основ, возможностей и пределов.
У. Черчилль выдаст попозже образчик человеческой испорченности и политической неблагодарности, когда напишет в своих воспоминаниях: «Отнюдь не желая хотя бы в малейшей степени оспаривать вывод, который подтвердит история, а именно: что сопротивление русских сломало хребет германских армий и роковым образом подорвало жизненную энергию германской нации, – справедливо указать на то, что более года после вступления России в войну она нам казалась
Советские вооруженные силы и народ неимоверными жертвами и усилиями в единоборстве перемалывали нацистское воинство. Англия была избавлена от угрозы германского вторжения и могла, не перетруждая себя, сплетать пресловутое «кольцо блокады» рейха, и это казалось «обузой»? Где же хваленые проницательность и ум Черчилля? Ум еще не мудрость, и даже мудрость ничто без внутренней честности.
Наши жестокие поражения и потери 1941–1942 годов премьер где иносказательно, а где со злорадством инвентаризировал как расплату за «равнодушие к судьбе других», за нежелание думать ни о ком, «кроме как о себе». Глава XX книги 1 третьего тома его мемуаров так и названа – «Советы и Немезида». Желание вопреки всему отстоять предвзятые тезисы сталкивает Черчилля с Черчиллем. Ведь буквально тут же он констатирует, что советские руководители «выиграли время, и, когда 22 июня 1941 года пробил час их испытаний, они оказались гораздо сильнее, чем воображал Гитлер»[399]
.Опять же в опровержение самого себя Черчилль цитирует любопытный немецкий документ – соображения Э. Вайцзеккера (28 апреля 1941 года), ставящие под сомнение целесообразность «русского похода».
«Может быть, и соблазнительно нанести коммунистической системе смертельный удар, – писал Вайцзеккер, – и можно также сказать, что логика вещей требует, чтобы Евразийский континент был противопоставлен англосаксам и их сторонникам. Но единственное решающее соображение заключается в том, ускорит ли это падение Англии.
Мы должны различать две возможности:
а) Англия близка к краху. Если примем эту посылку, то, создав себе нового противника, мы лишь ободрим Англию. Россия не является потенциальным союзником англичан. Англия не может ожидать от России ничего хорошего. В России не связывают никаких надежд с отсрочкой краха Англии так же, как вместе с Россией мы не уничтожаем никаких надежд Англии;
б) если мы не верим в близкий крах Англии, тогда напрашивается мысль, что, применив силу, мы должны будем снабжать себя за счет советской территории… Я не вижу в Русском государстве какой-либо действенной оппозиции, способной заменить коммунистическую систему, войти в союз с нами и быть нам полезной. Поэтому нам, вероятно, пришлось бы считаться с сохранением сталинской системы в Восточной России и в Сибири и с возобновлением военных действий весной 1942 года. Окно в Тихий океан осталось бы закрытым.