Второй пол

Существуют различные виды мифов. Этот миф, сублимирующий такой неизменный аспект человеческого удела, как «рассечение» человечества на две категории индивидов, есть миф статический; он проецирует на платоновское небо реальность, познанную на опыте или теоретически осмысленную на основе опыта; на место факта, ценности, значения, понятия, эмпирического закона он ставит трансцендентную, вневременную, неизменную, необходимую Идею. Идею эту невозможно оспорить, поскольку она располагается вне данного; она содержит в себе абсолютную истину. Разрозненному, случайному, множественному существованию разных

женщин мифологическое мышление противопоставляет единую, застывшую вечную женственность; и если в данное ей определение не укладывается поведение женщин из плоти и крови, то это их вина: вместо того чтобы признать женственность отвлеченной категорией, женщин объявляют неженственными. Аргументы опыта бессильны против мифа. В то же время миф в определенном смысле коренится в опыте. Так, вполне точно утверждение, что женщина иная, чем мужчина, и что эта ее инаковость конкретно переживается в желании, объятии, любви; но реальная связь есть связь обоюдная; именно в этом своем качестве она порождает подлинные драмы: через эротику, любовь, дружбу и их противоположности – разочарование, ненависть, соперничество – она предстает борьбой сознаний, каждое из которых считает себя сущностным, предстает признанием подтверждающих друг друга свобод, неопределенным переходом от вражды к сообщничеству. Полагать Женщину – значит полагать абсолютного Другого, без взаимности, и, вопреки опыту, не признавать в ней субъекта, себе подобное существо.

В конкретной реальности женщины проявляются в разных аспектах, но каждый сотворенный о женщине миф претендует на то, чтобы охватить ее целиком; каждый считает себя единственным, вследствие чего существует множество несовместимых друг с другом мифов, а мужчины в задумчивости созерцают странную противоречивость идеи женственности; поскольку в любой женщине отчасти присутствуют многие архетипы, каждый из которых претендует на воплощение ее единственной истины, мужчины, глядя на своих подруг, испытывают давнее недоумение софистов, которые не могли понять, как человек может быть одновременно блондином и брюнетом. Переход к абсолюту выражается уже в общественных представлениях: отношения здесь легко фиксируются в классах, а функции – в типах, подобно тому как в детском мышлении любые связи фиксируются в предметах. Например, патриархальное общество, основанное на сохранении вотчины, обязательно предполагает, помимо людей, владеющих имуществом и передающих его по наследству, наличие мужчин и женщин, вырывающих его из рук владельцев и пускающих в свободное обращение; мужчин – авантюристов, мошенников, воров, спекулянтов – сообщество обычно осуждает; женщины же, пользуясь своей эротической привлекательностью, имеют возможность, не выходя за рамки закона, побуждать молодых людей и даже отцов семейств транжирить свое достояние; они присваивают их богатства или завладевают наследством; поскольку роль эта считается пагубной, тех, кто ее играет, именуют «дурными женщинами». На самом деле у другого семейного очага – в доме отца, братьев, мужа, любовника – они, наоборот, могут выглядеть ангелами-хранителями; какая-нибудь куртизанка, обирающая богатых банкиров, оказывается меценаткой для художников и писателей. Двойственность таких персонажей, как Аспазия и г-жа де Помпадур, нетрудно понять в рамках конкретного опыта. Но если полагать, что женщина есть самка богомола, мандрагора, демон, то разум повергается в недоумение, обнаружив в ней музу, богиню-мать, Беатриче.

Поскольку коллективные представления и, в частности, социальные типы обычно определяются парами противоположных терминов, двойственность будет присуща и вечной женственности. Коррелятом святой матери выступает жестокая мачеха, ангельской девушки – развратная девка: потому и говорят, что Мать – это Жизнь и что Мать – это Смерть, что всякая девственница есть чистый дух или плоть, предназначенная дьяволу.