Второй сборник Центрифуги

С другой стороны хорошая школа, внимательное прохождение недурных образцов спасало их от печальной возможности стать исключительно лишь эпатирующей тряпкой обывательскому вкусу, и отдавая должное, нужно сказать, что, Шершеневич дал не один неплохой образчик поэзии будущего.

Теперешние его грехи мы более склонны объяснить зарвавшимся увлечением юноши, нежели вполне выявившейся сущностью взрослого человека.

Метод его творчества может сказаться и еще более губительно, если только автор не поспешит оставит его совсем. Если что и спасало его до сих пор в погибельных волнах собственного творчества, так это доброе прошлое и чрезмерная «литературная» осторожность. Другой бы на месте Шершеневича, конечно, не сумел бы отделываться настолько легко, и поэтому мы не теряем надежды встретить Шершеневича-поэта в третьей его книге, тем более, что маленькие уступки собственной теории в последнем отделе книги говорят о том же.

О «Зеленой Улице» я могу сказать лишь очень немногое.

Все это верно, все это так, но все это и так скучно, и так наивно доказательно, что, кажется, читаешь не книгу, претендующую на звание единственного труда по теории футуризма, а студенческий конспект какого то солидного курса.

Ответы Шершеневича его критикам, конечно, подлежат только его компетенции.

Конст. Большаков

ВЗЯЛ. Барабан футуристов. Декабрь 1915 г., стр. 16. Пгр. 1915 г., ц. 60 к.

Первый номер Петроградского журнала посвящен Маяковскому: две вещи его, статья и две статьи о нем. В остальном, не столь основательном материале журнала привлекает внимание приятно и крепко сделанное и весьма простое по структуре стихотворение Н. Асеева, менее занятен Б. Пастернак, давший вещь более слабую, сравнительно с напечатанными прежде, неинтересны совсем В. Шкловский и В. Каменский и приятна своей продуманностью и сделанностью вещь Хлебникова.

Из статей, – проста, продумана и в хорошем смысле с подъемом написана статья В. Шкловского об «Облаке в штанах»; остроумны параллели между Маяковским и символистами у О. Б., критик, как кажется, слишком увлечен Маяковским, тем не менее в его статье – правда сегодняшнего дня от этого ни мало не страдает,

Интересны и только две статьи Хлебникова. С большим одушевлением-вступительное слово Маяковского.

Из его же стихов обращает на себя внимание второе («Версты улиц взмахами шагов мну»…), являющееся даже по сравнению с «Облаком в штанах» шагом вперед и шагом совершенно неожиданных интересных возможностей.

Г. Лувенский

К. БАЛЬМОНТ. Поэзия, как волшебство. К-во «Скорпион» М. 1915. Стр. 93 + 7 (нен.) Ц. 80 к.

Новая книга Бальмонта производит совершенно странное впечатление. Нам хотелось поговорить об этой книге серьезно, ибо она написана о поэзии – но это мертвая книга. О чем говорит автор? – о, многое им затронуто. Сперва идет бесконечное перечисление космогоний, но автор не мистик, и все как-то поверхностно, неинтересно-мистическое дилетанство; а разве это любопытно? Много стихов, но автор никудышный стихотворец, и его стихи, небрежные по фактуре, шероховатые уступят какому хотите стишку Вяч. Иванова, Белого, Брюсова, Блока, Сологуба-до грозной же корявости футуризма им не дойти никогда. Мыслимо ли читать без искреннейшего возмущения такие строки:

– Он так пропел, чтоб лик опала…– И снова к нам ты с белым телом…– То тень она, то лик вдали… (стр. 23),– Запел. «О, ты, вдали,Чьи взгляды нас сожгли,

Дух сушащих самумов,Жги, жги свои дрова,Сожги свои дрова,Потом, едва-едва,Гори, когда истлеют… (стр. 24),Собери их скорее в их дом… (стр. 24) и т. д.

Ведь эти стихи надобно будет напечатать в будущих учебниках стихотворства, чтобы молодые поэты знали, что именно есть скверные стихи, чтобы они видели и помнили, как не надо писать. И такую мещанину из неуклюжих спондеев и рубленого ямба печатает человек, работавший на ниве поэтической тридцать лет человек, который, повидимому, прочел немало, человек который цитует почти с блогоговением Фета, – пожимаем плечами! Вождь символистов, которого соратники славили как поэта par excellence[38] – и наши глаза с радостью отдыхали на цитате из «Калевалы» (стр. 50–51) в переводе скромнейшего г. Бельского, который никаких «кинжальных слов» не выкрикивал никогда. Жалкая картина.