Второй сборник Центрифуги

Вечер заколачивает в уши праздникТем, кто не хотел в глаза ему взглянуть,Потому что все души тоскующие дразнитПротянувшийся по небу Млечный Путь.Потому что неистово и грубоЦелый час рассказывал перед ними,Что где-то есть необыкновенные губыИ тонкое, серебряное имя.Дразнил и рассказывал так, что даже маленькая лужицаУже застывшая пропищала: – Ну вот,У меня слеза на реснице жемчужится,А он тащит в какой-то звездный хоровод. –И от ее писка ли, от смеха лиВздыбившихся улиц, несущих размеренный шагЗвезды на горизонте раскачались и поехали,

Натыкаясь друг на друга впотьмах.И над черною бездной, где белыми ниткамиФонарей обозначенный город не съедется,Самым чистым морозом выткано:Млечный Путь и Большая Медведица.

Февраль 1915 г.

Самоубийца

Ел. Ш.

Загородного сада в липовой аллееЛунный луч, как мертвый, в кружеве листвы,И луна очерчивает, как опалы млея,По печали вытканный абрис головы.Юноша без взгляда, гибкостью рассеян,Пальцы жадно ловят пылкий пульс виска,Н тоска из шумов скрывшихся кофеен

Приползает хрупко хрустами песка.Юноша без взгляда, – это ведь далеко! –Ну, почем я знаю загородный сад?…Юноша без имени, – это ведь из Блока, –О тебе, мой дальний, грустно-милый взгляд…Там, где кушей зелень, там оркестр и люди,Там огни и говор, и оттуда в тень,Проплывает в хрупком кружеве прелюдий,Как тоска и мысли, лунная сирень.Этот свет и блики I Это – только пятнаНа песке дорожек от лучей луныИли шепот шума вялый и невнятныйВ хрупких пальцах цепкой, хрупкой тишины.И не может выстрел разорвать безмолвья,Сестры, только сестры – смерть и тишина.

Только взор, как пленкой, весь утонет в олове,И не отразится в нем с вершин луна.

Апрель 1914 г.

Григорий Петников

«Сорвавши уздою лихости…»

Сорвавши уздою лихостиВ заведомой чужести дней,Ты вскинешь, и – взмахом выластишьВоздушную даль – последний.А когда за разбегами стужиПолуудушен, и полднем застигнутДень на привалах ружиЯ тогда ж за вещами постигнуОчерк дел – лицом к весне,И с разбега в лень – радушный

Станешь былями грустнеть,Но бросаясь в чуждый сумрак,Как бы умер бубен трудный –Своевольный, смертный лик. . . . . . . . . .Но тогда же хлынувши вслед ейИ заводов взбыстренная пара,Обещала ему в последнийЗанавесить руками хмару.Я ты мечтая таинства,Убегаешь навеки в рощи,Думая, что ничего не останетсяИ сказать невозможно проще.

Май 1915 г.

«Как козыри весной разбросаны…»