— Знаешь, в этом что-то есть, — Карамзин задумался, а затем решительно направился к двери. — Ладно, я в столовую за сахаром, а потом на конюшню. Попробую сделать так, как ты советуешь. Пожелай мне удачи.
— Ни пуха...
— К черту, — и Карамзин вышел из комнаты.
Я быстро подбежал к двери и повернул ключ, торчащий из скважины, запирая дверь. Ключ был моим, и вчера, вернувшись с тренировки, я не смог открыть дверь, потому что Карамзин оставил свой ключ в замке. Как оказалось, у него в гостях была весьма хорошенькая девушка с другого факультета, я даже не уточнил с какого именно и сколько ей лет, как не уточнил, как ее зовут, потому что был в тот момент сильно зол. Я устал и хотел смыть с себя пот, а потом упасть и уснуть, а тут такой конфуз, из-за которого я вынужден был стоят в коридоре. Да я едва не выбил эту проклятую дверь. Будь у меня прежняя сила, точно выбил бы. Судя по разобранной постели, Карамзин и та девица весьма приятно проводили время, но мне резко стало не до парочки, когда в зеркале в ванной комнате я вчера увидел это злостное отражение. Вот она забота и сопереживание от соседа и друга. Ведь после той злосчастной жеребьевки мы с ним не виделись больше. Я бы на его месте хотя бы озаботился вопросом: ждать соседа или нет, прежде, чем практически выселять того из комнаты. Убедившись, что сейчас никто не войдет в комнату, пока не открою, я рванул на себя дверцу шкафа и злобно уставился на отражение.
— Что тебе надо от меня? — резко спросил я, с тоской думая о том, как бы не сочли меня скорбным умом, раз уж начал беседы со своим отражением вести. Отражение то, кстати, полностью соответствовало моему одеянию и внешнему виду. Поэтому я заметил, что надел майку задом наперед, впопыхах не особо рассматривая, что и как делаю. Сказав пару бранных слов, я стянул майку и натянул ее уже как надо под тихое хихиканье этого незваного гостя.
— О, ты, наконец-то решил поговорить со мной, не прошло и года, — язвительно заявил этот тип, убедившись, что я закончил приводить себя в порядок и теперь могу полностью сосредоточиться на разговоре. — Хватит меня игнорить, все равно у тебя не получится. Так уж вышло, что мы теперь связаны. Считай, что я твой сиамский близнец, от которого тебе не избавиться, потому что у нас одно сердце на двоих.
— Как это? — я попятился. Чего уж тут таиться, к такому я точно не был готов.
— А вот так, — его голос просто сочился ядом. — Так что, тебе придется со мной говорить и слушать меня тоже, лучше привыкай. А то крышу быстро ветром снесет, если отторгать свою лучшую половину разума будешь, а я не хочу в дурку, там скучно.
— Я не хочу к тебе привыкать! — выкрикнул я, глядя на собственное отражение с яростью, даже не пытаясь понять некоторых слов. — И вообще, ты хотел меня убить, если забыл.
— Подумаешь, какой ранимый мальчик, — махнул рукой тип в зеркале. — Ну и что? У меня был плохой день, и я даже не предполагал, что он может закончиться еще хуже.
— Ты хотел меня убить, — повторил я, сжимая зубы.
— Ну и что? Ты меня, между прочим, тоже. Если бы ты мне печень располосовал или селезенку проткнул, то я бы спокойно умер у себя дома в агонии в кругу близких и любящих меня людей. Потому что связанных одной печенью или селезенкой не бывает. Как и трех глаз на двоих. Кто тебя вообще надоумил сразу в сердце бить? А если я к тебе с благими намерениями пришел. В общем, сам виноват, что активировал заклятье и связал нас вместе. Вот заметь, я на тебя не в обиде за то, что ты херню такую с нами обоими сотворил.
— Я не понимаю, что значит, ты не можешь просто убраться в ту помойную яму, из которой выполз? Я-то тебя совершенно точно не приглашал, это ты выбрался из своего Зазеркалья, чтобы убить меня! — Хорошо, что Петенька не слишком похож на меня внешне, иначе мне совсем худо бы стало. Шутка ли стоять и разговаривать сам с собой. Помниться юродивый Гришенька, что у Успенского собора милостыню просил, тоже себе под нос что-то бормотал постоянно. Я ему полновесный серебряный рубль однажды кинул. А он поднял свои, затянутые бельмами глаза и сказал, что молится за меня Богородице будет. Может быть, это он намолил, чтобы я здесь очутился? Ведь, говорят же, что блаженные близки к Господу? Тряхнув головой, отгоняя мысли неуместные, я пристально посмотрел на... ну, пускай будет Петра.
— Да что ты привязался? Говорю же, у меня плохой день был. Ой, тебе ли не знать, как оно бывает? Думал по быстренькому с лошком разобраться, который за эспадрон схватился, ведь точно же знал, что в этом измерении Петр Романов — лох из лохов. Никогда так капитально в справочном бюро по измерениям не ошибались. Ну, не получилось, на тебя нарвался, бывает, — он скривился и цокнул языком. — Похоже, что кто-то из девок судьбоносных вас заменила. Лахетис, поди, это она всех жалеет, дура! То собачку ей жалко, то кошечку, то лоха безобидного. Блондинка на всю голову, тьфу!
— Так ты заранее знал, что тебя может в тренировочном зале ждать заведомо слабый соперник, и решил ввязаться в бой? — у меня глаз дернулся. Кажется, я его уже ненавижу.