Читаем Второй шанс для Кристины. Миру наплевать, выживешь ты или умрешь. Все зависит от тебя полностью

Поэтому я постаралась успокоиться и отбросить прочь свои тревоги. Я не могла допустить, чтобы память о людях, которых я любила, померкла. Не могла позволить воспоминаниям о Бразилии – хорошим или плохим – угаснуть. Если бы это произошло, я потеряла бы себя. Я утратила бы часть себя и была бы обречена вечно скитаться во тьме. Это было бы предательством по отношению к моей родной матери, Камили, Патрисии, мальчику, которого я убила, – а также к самой себе и к моему брату. Я должна была рассказать ему правду, рассказать о том, какая у нас была замечательная, любящая мама. Я не могла ее забыть. Камили говорила, что пока мы живем в сердце друг друга, пока мы помним друг друга, мы всегда будем вместе. И мне нужно было изо всех сил цепляться за воспоминания о ней, о маме и об остальных. Я решила, что если буду постоянно думать о них, то они всегда будут со мной. Лежа на спине и глядя в потолок, я стала прокручивать в голове все воспоминания, с того момента, как мы жили в лесу, потом на улице, Камили и ее истории, маму и ее жертвы, ее страдания и ее любовь. Я думала о мальчике, которого убила, и плакала. Вспомнив все, что могла, из своей приютской жизни, я дошла наконец до последнего воспоминания о маме. Я все еще помнила все, что случилось до того момента, как мы с братом и нашими новыми родителями переступили порог большого красного дома в Виндельне. Если я буду делать это каждую ночь перед сном, то никогда не забуду тех, кого любила, и себя саму.

Тогда я еще не знала, что когда так сильно цепляешься за прошлое, это мешает жить настоящим. Если бы кто-то тогда сказал мне: «Кристина, живи сегодняшним днем и мечтай о будущем!»

Это вовсе не означает потерять себя.

Но если ты застрянешь в прошлом, это будет стоить тебе дороже, чем ты можешь себе представить.

Я помню, что первое мое лето в Швеции было полно радости, игр с друзьями, но в то же время я чувствовала себя другой. Прежде всего стоит отметить, что никто из них не был похож на меня. Некоторые дети спрашивали родителей, почему у меня такой цвет кожи – не из злобы, а просто из любопытства. Родителям было неловко, и они не знали, как объяснить детям, почему моя кожа цвета шоколада. Чаще всего они отвечали, что я приехала из страны, где очень-очень жарко и всегда светит солнце, вот почему у меня темная кожа.

Я думала: какое странное объяснение! В Бразилии ведь так много белых людей. К тому же меня поражала наивность шведских детей. Казалось, все они думают, что все взрослые хорошие, и нужно во всем их слушаться. Единственное, что не укладывалось в представление о том, что все взрослые хорошие, – это то, что не следовало разговаривать с незнакомцами. Эй, вы чего? Это же все и так знают!

Казалось, самая большая беда у здешних детей – упасть с велосипеда и оцарапать коленки, или не получить ту игрушку, которую хотелось, или когда тебе не разрешают смотреть сколько угодно телевизор, заставляя идти играть на улицу, или когда гонят спать в определенное время. У меня это просто не укладывалось в голове. И, конечно, то, через что я прошла, казалось им сущей выдумкой. Всякий раз, рассказав им о каком-нибудь случае из жизни, я тут же об этом жалела. Они не понимали моих страданий, в эмоциональном смысле их жизнь была совершенно другой. Когда я откровенничала с ними, они решали, что я все придумала и что это какая-то страшная сказка. В конце концов я решила, что буду придумывать. Сказки ведь бывают и добрые. Например, я рассказывала о том, как однажды победила льва или что я владею приемами карате, что было абсолютной ложью. Но я дралась лучше их всех, вместе взятых, и потому могла спокойно приписать себе это умение. Я врала напропалую – даже родителям. Всякий раз, когда они спрашивали что-нибудь о моей настоящей матери, мне не хотелось ранить их чувства и сказать что-нибудь, отчего они решат, что я люблю маму, а не их. Поэтому я говорила то, что они хотели услышать. Я говорила о маме в пренебрежительном тоне, делая вид, что считаю ее глупой и что я рада, что переехала в Швецию. Я старалась подстроиться под окружающих, хотя это мне не всегда удавалось. Мне хотелось порадовать своих новых родителей, потому что я понимала, что они искренне меня любят. Но внутри меня все кричало от боли. И еще я часто спорила со своими новыми родителями. Я кричала, что они не могут указывать мне, что делать, что они мне не настоящие родители и что я буду делать что хочу.

Перейти на страницу:

Все книги серии Замок из стекла. Книги о сильных людях и удивительных судьбах

Дикая игра. Моя мать, ее любовник и я…
Дикая игра. Моя мать, ее любовник и я…

Жаркой июльской ночью мать разбудила Эдриенн шестью простыми словами: «Бен Саутер только что поцеловал меня!»Дочь мгновенно стала сообщницей своей матери: помогала ей обманывать мужа, лгала, чтобы у нее была возможность тайно встречаться с любовником. Этот роман имел катастрофические последствия для всех вовлеченных в него людей…«Дикая игра» – это блестящие мемуары о том, как близкие люди могут разбить наше сердце просто потому, что имеют к нему доступ, о лжи, в которую мы погружаемся с головой, чтобы оправдать своих любимых и себя. Это история медленной и мучительной потери матери, напоминание о том, что у каждого ребенка должно быть детство, мы не обязаны повторять ошибки наших родителей и имеем все для того, чтобы построить счастливую жизнь по собственному сценарию.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Эдриенн Бродер

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное