Внезапно, после всего услышанного за эти несколько часов, я чувствую себя совершенно измотанной. Я вижу, что и Ривия уже устала переводить, и спрашиваю: «Может быть, нам пора вернуться в отель и отдохнуть?» В ответ она испепеляет меня взглядом и заявляет, что ни за что на свете не скажет моей семье, что мы уезжаем, когда мы не виделись двадцать четыре года. Я знаю, что она права, но я так устала! В этой поездке на меня свалилось столько впечатлений, столько воспоминаний, требовавших осмысления, и в особенности – волнение и предвкушение этой встречи. Столько лет я ждала этого дня – с самого детства, когда скучала по
Наконец мы возвращаемся в отель и отдыхаем. Чуть позже, в тот же вечер – праздник, и я надеваю длинное черно-белое платье. На празднике – другие члены моей семьи, несколько моих двоюродных братьев и сестер и их дети. Громко играет бразильская музыка, все смеются и обнимаются. Все пьют пиво, и хотя я никогда особенно его не любила, но уже перешла к третьей бутылке. Дельза, одна из моих двоюродных сестер, передает мне еще пиво, и я благодарю ее. Она смеется – похоже, я ей нравлюсь, – и говорит, что это у меня в крови. Семья соглашается, а испытываю гордость оттого, что они приняли меня за свою – пусть даже речь только о пиве. В этот момент я счастлива уже тем, что мне здесь рады, и что я – член семьи. В течение вечера несколько человек осторожно спрашивают меня, не сержусь ли я на семью за то, что все вышло так, как вышло; за то, что они не заботились обо мне и маме, когда мы жили в пещере и на улице; за то, что сдались и не искали меня и брата, и за то, что не смогли обеспечить моей матери должный уход.
На эти вопросы нелегко ответить. Честно говоря, я до сих пор не все понимаю. Но я прекрасно осознаю, что мы живем в совершенно разных мирах, что жизнь – непростая штука, и не все можно понять. Но сильнее всего – чувство благодарности за то, что я получила возможность снова с ними увидеться. Я изо всех сил стараюсь дать им понять, что не держу на них зла и что я рада знакомству со всеми ними. Что было, то было. Какая теперь разница, кто и что сделал и что можно было сделать по-другому? К чему теперь злиться на мою семью?
Будущее будет таким, каким мы сами его создадим, и я не собираюсь лишать себя и свою бразильскую семью возможности на воссоединение.
Мы обнимаемся и идем танцевать в маленькую комнату с телевизором. Они учат меня нескольким танцевальным па. Мы с мамой танцуем вместе. У нее болят бедра, поэтому мы просто раскачиваемся из стороны в сторону в ритме музыки. Потом начинается песня побыстрее, и моя тетя Эльза, которой восемьдесят шесть, принимается лихо отплясывать – а я только диву даюсь, как ей удается так плавно двигаться. Сама я едва поспеваю за ритмом и со смехом думаю, что природа была к ней благосклонна.
Все фотографируются. Мы продолжаем танцевать, и я думаю, что, наверное, это лучшее – или, во всяком случае, самое бразильское – завершение вечера. Я смотрю на маму и внезапно, охваченная эйфорией, понимаю, что ее болезнь ничего не меняет ни для меня, ни для моих воспоминаний, ни для моих чувств. Учитывая то, через что ей пришлось пройти, да еще если прибавить к этому ее болезнь, моя мама еще сильнее, чем я думала.
В этот момент мама снова спрашивает о Патрике, и я отвечаю, что он приедет через несколько дней и что ему не терпится встретиться с ней. Я изо всех сил надеюсь, что их встреча пройдет хорошо. Патрик был совсем маленьким, когда они с мамой расстались, и я не знаю, как они поладят в будущем. Но надеюсь, что между ними возникнет крепкая связь – и сама я тоже намерена быть к ней как можно ближе. В этот момент я не сомневаюсь: так и будет.