Второй шанс. Книга 3

– Пиши все, что вспомнишь… о чем говорили, где бывали, отметь все места работы маркизы дю Оранд, друзей и знакомых. Все, что может навести на след.

Мне оставалось только вдохнуть и обмакнуть перо в чернильницу.

Вайнор Вадерский

Несколько дней во дворце было затишье. Лорды смирно занимались государственными делами, плели интриги и собачились по пустякам. Никто не рвался наставить меня на путь истинный, всем хватало собственных забот и это не могло меня не радовать.

Пользуясь этим спокойствием, маги и агенты неслышными тенями скользили вдоль стен, принося донесения из разных уголков страны. Ничего утешительного мне не сообщали, зато как горох из дырявого мешка посыпались доносы. Наплыв королевских агентов в провинции заставил мэров и губернаторов встрепенуться и срочно разгребать старые проблемы.

Получив передышку, я вспомнил о своих родственных обязанностях и провел церемонию представления двору леди Аделаиды.

По случаю праздника, хоть и ограниченного трауром, во дворец съехалось множество менестрелей. Узнав о прибытии двух самых известных: Мазуччо Гвартадо и Фаблио Гесиода, придворные начали упрашивать меня дозволить поединок между двумя прославленными стихотворцами и музыкантами.

Впрочем, о том же просили и сами менестрели: такие поединки множили их славу – стало быть, приносили неплохой доход.

Поколебавшись, я разрешил развлечение после официальной церемонии. Все равно толпа придворных будет болтаться во дворце до вечера, в надежде урвать свой кусок благостного расположения по случаю объявления наследницы.

Лорд-церемониймейстер просто расцвел, заручившись моим согласием и, уверил, что коли с официальной даты смерти моей невесты прошло больше месяца, по этикету строгий траур можно смягчить.

В назначенный день в большом приемном зале, украшенном цветами королевского траура, собрались придворные и гости.

Я расположился на троне, а для Аделаиды поставили троноподобное кресло, извлеченное из сокровищницы. Судя по детским портретам, именно в этом кресле прежний наследник принимал посольства.

Для менестрелей поставили высокие табуреты с подножками и подушками на сиденьях. По рангу Мазуччо Гвартадо был выше Фаблио Гесиода, ибо относился к рыцарскому сословию, но звание менестреля уравнивало их.

Темой битвы была назначена любовь к женщине. По этому случаю траурный убор зала немного смягчился: из оранжерей принесли цветы, также установили мандариновые и лимонные деревья в горшочках, а дамы заготовили венки из цветов и лент, чтобы награждать победителя.

Кроме прославленных менестрелей, на битву явилось около дюжины менее знаменитых музыкантов. На них траур не распространялся. Напоминая яркостью и пестротой своих курток стаю экзотических птиц, они расположились на балконе, чтобы поддержать коллегу или унизить соперника.

Я надеялся побыстрее сбежать, поэтому распорядился поставить у одной из стен длинный стол. Слуги выставили на него скромное угощение и множество кувшинов вина.

Для дам был сварен напиток из вина, меда и пряностей. Рядышком разложили воздушное пряное печенье, вызывающее жажду, вяленые фрукты и нежные куриные грудки, изысканно фаршированные каперсами.

Для мужчин приготовили сшибающее с ног зелье из жженого сахара, крепкого самогона и молотых зерен аниса. К нему подавались: копченый окорок, жареная кабанятина с острой приправой, салат из листьев латука, повышающий мужскую силу, и перепелиные яйца в горчичном соусе.

Все вместе давало мне надежду, что придворные и гости скоро упьются, а потом отправятся искать женской любви в свои комнаты или за пределы дворца.

Битва началась ровно в полдень. Едва большая золотая клепсидра отзвенела бубенцами, как мажордом громко возвестил всех собравшихся о предстоящем событии. Потом представил главных участников, называя лишь имена. Затем тонко и протяжно зазвенел гонг, возвещая выход соперников в круг.

Первым по жребию должен был выступать Мазуччо. Я рассматривал менестреля и поражался удивительному благородству его внешности. Одного взгляда хватило, чтобы все сомнения в его аристократическом происхождении отпали сами собой.

Менестрель выглядел очень мужественно: широкие плечи воина, крупные ладони с несколькими шрамами, нарядный инструмент, отделанный дорогим деревом, казался хрупкой игрушкой в его руках.

Как мне нашептал на ухо мажордом, Мазуччо отличный воин, но музыка стала такой большой частью его души, что он променял небольшое имение, полученное в наследство, на вот эту самую лютню.

И, судя по украшениям и дорогой одежде, он не прогадал. Небогатые рыцари редко позволяют себе носить бархат.

Расправив полы ярко-зеленого камзола, менестрель вышел в круг, выписанный на полу золотистой краской.

Изящно раскланявшись передо мной и Аделаидой, он нежно обхватил лютню и, негромко наигрывая мелодию, запел балладу о девочке, которая спасла рыцаря от гибели, укрыв его в кукольном шалаше.