Второй Шанс (СИ)

— Я слышал, — по тону собеседника я поняла, что он кивает. – Это было после того, как им не удалось с тобой позабавиться. Что ни говори, а начальство иногда появляется очень вовремя.

— Но им придется меня выпустить? Я ничего не украла.

— Это ты знаешь. Я – ну, будем считать, что я тебе верю. У тебя есть друзья в городе?

— Нет… — голова болела, и довольно сильно. Над каждым ответом приходилось думать подолгу.

— Совсем? Ни одного человека, кто давно знал бы тебя и мог подтвердить, что ты не воровка?

— Я первый раз здесь.

— Ты что, одна приехала?

— Да.

Пауза.

— Хм. Мне что-то не верится. Ты шла через горы зимой и одна?

— Да.

Кашель.

— Ладно, это неважно. Могу сказать вот что: если ты не привираешь из хвастовства, то твои дела плохи. Очень плохи.

— Почему это?

— Подумай сама. Никто тебя не знает. Никто до этого тебя в глаза не видел. И вот выходят бравые стражи и защитники, которые торчат здесь, как грибы, уже много лет, предъявляют суду тебя… и… ну, предположим, кошель, который ты у них украла. Ты говоришь, что ты этого не делала. Но они-то в один голос кричат, что ты это сделала, и их поддерживает вся казарма! И в конце концов ты сама поверишь, что украла этот грязный кошель, только почему-то об этом забыла.

Ох. Дерьмо.

— И что со мной будет?

— А это уже зависит от степени мстительности стражников. Если в кошельке будет от пяти до двадцати эффи – пять лет каторги. От двадцати до пятидесяти – десять. Больше – и это самый милосердный вариант – будет означать, что твою шейку обмотают веревкой и выдернут опору из-под твоих ног. Я думаю так: эти боровы мыслят очень просто. Они не понимают, что для тебя гораздо лучше умереть сейчас, зависнув между небом и землей, чем либо свалиться под тяжестью камней, которые тебя заставят таскать в каменоломнях, либо умереть позже, выйдя оттуда искалеченной и постаревшей на полвека.

От насмешливых и горьких слов Святоши мне стало жутко.

— А ты мало того, что подкрасила харю одному из них, так еще и не далась в руки, когда они хотели с тобой поиграть. После чего, кстати, могли и отпустить, хорошенько напугав. В кошельке будет больше пятидесяти золотых, крошка. Никогда не кради такие увесистые вещи.

Я резко поднялась. У меня закружилась голова, пол покачнулся, но не исчез. Продолжая прижимать тряпицу к голове, я схватилась другой рукой за стену.

— Нужно что-то делать. Я не собираюсь умирать только потому, что какому-то козлу стыдно ходить с черной мордой!

— Хорошая девочка, — одобрил сокамерник. – И что же?

Прутья были ржавыми и тусклыми. Я провела по ним окоченевшими – в каменном мешке было холодно – пальцами.

Замок на решетке был висячим, но моя рука свободно проходила между прутьями и могла достать его. Сомнения грызли меня: с одной стороны, мне казалось, что все еще может разрешиться законными путями, а с другой я понимала, что Святоша прав.

— А ты что? Собираешься ждать, пока тебя осудят? – спросила я, ощупывая замок.

— Я-то? – искренне удивился Святоша моему интересу. – Не знаю. У меня еще время есть.

— Как это? – я обернулась к нему.

Он улыбался краем рта.

— Ради одного заключенного, даже такого опасного, как я – ты уже наслушалась, наверное – не станут ставить виселицу, это слишком дорого. Сначала подберут мне компанию. Тебя, например, да еще парочку сбившихся с пути. Ну, или забудут меня кормить, и рано или поздно я сам тут загнусь потихоньку.

— Я слышала две истории, — сказала я. – Из первой баллады не сделаешь, а вот вторая вполне годится. Так ты какой герой — хороший или плохой?

— Никакой, — огрызнулся Святоша. – Я сделал, что хотел, и не собираюсь ни оправдываться, ни доказывать что-то тебе или кому бы то ни было.

— А ты не думал сбежать еще раз? – поинтересовалась я.

— И куда я денусь? – Святоша пожал плечами.

Отчаяния в нем было не больше, чем во мне. В его спокойном ожидании казни мне почудился какой-то отчужденный интерес. Было похоже на то, что его уже сложно чем-либо удивить, ему скучно и откровенно на все плевать.

Камера постепенно перестала раскачиваться вокруг меня. Голова болела сильно, но времени отлеживаться и зализывать раны не было. Замок на решетке был довольно жалок, мне достаточно было куска проволоки, чтобы его открыть.

Я огляделась. Стены были совершенно голыми и пустыми, пол тоже, на нем только лежало несколько соломенных тюфяков для заключенных. Окошка не было – видимо, тюрьма находилась в подземелье. Запустила руки в карманы штанов – они были пусты.

Святоша молча наблюдал за мной, сидя на полу, скрестив ноги и прислонившись спиной к стене.

— Ты правда думаешь, что сможешь открыть замок? – поинтересовался он, когда я, явно напоминая хорька, принялась обыскивать тюфяки.

— Не думаю — знаю, — проворчала я. – Мне инструмент бы только.

Святоша пожал плечами.

— Если при тебе ничего такого не было, я помочь ничем не могу.

Я отошла от решетки, уселась на тюфяк и задумалась. Если бы нашлась хоть какая-нибудь, крохотная железка!