Второй взгляд

— Ты уверена? — взрывается он. — Я бы на твоем месте не стал этого утверждать. Господи, Сисси, как еще назвать женщину, которая пытается вскрыть себе вены, а через несколько дней отправляется на экскурсию в психиатрическую лечебницу!

— Я не сумасшедшая, — говорю я, чувствуя, что глаза начинает щипать от слез.

— Если ты не сумасшедшая, то представь, что я испытал, сидя здесь и воображая всякие ужасы! Какой-нибудь псих вполне мог тебя ранить, а то и убить. Абигейл знает, как вести себя в подобных местах, а ты нет. С сегодняшнего дня будешь сидеть дома, черт возьми, до тех пор пока я не разрешу тебе выходить!

— Ты не имеешь права так со мной поступать.

— Сейчас увидишь, имею я право или нет!

Спенсер так сильно сжимает мои запястья, что я невольно вскрикиваю. Он тащит меня вверх по лестнице. Единственная комната в доме, которую можно запереть снаружи, — наша спальня. Спенсер заталкивает меня туда.

— Я делаю это ради твоего же блага.

— Не моего, а своего! — ору я.

Спенсер бледнеет, словно я его ударила.

— Иногда, Сисси, мне кажется, что я совсем тебя не знаю, — цедит он, поворачивается и медленно выходит из спальни.

Ребенок в моем животе шевелится и колотит ножками.

— Прости, — шепчу я.

Единственным ответом мне служит звук ключа, поворачиваемого в замке.

* * *

Вопрос: Что имеет большее влияние на формирование индивидуума — наследственность или среда?

Ответ: Их влияние взаимообусловлено. Это все равно что спросить: «Что важнее, зерно или почва?»

Американское евгеническое общество. Евгенический катехизис, 1926

Посреди ночи ключ в замке поворачивается. Несет алкоголем. Спенсер подходит к кровати и прижимается лбом к моей спине.

— Господи, как я тебя люблю, — шепчет он, и слова его щекочут мою кожу.

В свой медовый месяц мы со Спенсером поехали на Ниагарский водопад. Как-то раз поставили там палатку и ночью занялись любовью под звездным небом. Шум водопада сливался с шумом крови в моих висках. Когда Спенсер вошел внутрь меня, звезды образовали первые буквы наших имен. Клянусь, я видела это собственными глазами!

Рука Спенсера проникает под мою ночную рубашку, скользит меж бедер. Мы оба плачем, но стараемся скрыть слезы. Спенсер входит внутрь меня и утыкается мокрым от пота лицом в мою спину. Представляю, как черты его впечатываются в мою кожу, застывают, как посмертная маска, чтобы остаться там навсегда.

Он засыпает, обняв мой живот, и при этом не касается меня ладонями, словно прикосновения стали для него запретными.

* * *

Думаю, мы можем утверждать с уверенностью, что в шестидесяти двух семьях, которые служили нам материалом для исследования, «сказывается голос крови», и есть все основания полагать, что в будущих поколениях этот голос зазвучит еще громче.

Г. Ф. Перкинс. Опыт евгенического исследования в Вермонте. Первый ежегодный доклад, 1927

Из грозовых туч хлещет кровь. В полночь расцветают розы. Вода в кастрюлях не закипает; слова соскакивают со страниц книг. Небо приобретает какой-то невероятный оттенок. Я иду по этому странному миру, и насквозь промерзшая земля скрипит у меня под ногами.

— Сисси. Сисси!

На моих плечах чьи-то руки. Чье-то дыхание щекочет мне шею.

— Спенсер? — спрашиваю я, голос мой звучит вяло и сонно.

Постепенно замечаю сов, сидящих на деревьях, грязь на своих ногах и на подоле ночной рубашки. Вокруг дышит летняя ночь. Я в лесных зарослях за нашим домом и не имею ни малейшего понятия, как я здесь оказалась.

— Ты ходила во сне, — объясняет Спенсер.

А, ходила во сне, это вполне вероятно. И я была где-то совсем в другом месте… кажется, я могу нащупать пальцами границу между тем и этим миром. Спенсер обнимает меня, я ощущаю на коже его дыхание.

— Сисси, я хочу одного: чтобы ты была счастлива.

— Знаю, — шепчу я и чувствую, как к горлу подкатывает ком.

Наверное, я действительно ненормальная. Ведь у меня есть все — прекрасный дом, любящий муж, а вскоре будет еще и ребенок, — и при этом мне чего-то не хватает.

— Я люблю тебя, — говорит мой муж. — Я никогда никого не любил, кроме тебя.

— Я тоже тебя люблю, — отвечаю я.

— Давай вернемся домой и забудем о нашей ссоре, — предлагает Спенсер.

Да, забыть — это самый легкий способ решить проблему. Если не говорить вслух о том, что случилось нечто ужасное, оно как бы перестает существовать.