Вторжение

После многодневных скитаний, пройдя в общей сложности километров триста, отряд вступил на землю Подмосковья. Леса тут были сухие, высокие и стройные. Под деревьями снегу намело еще мало, и ноги ступали по чистому, устланному мягкой хвоей грунту. Еще одну ночь напролет, томясь в неизвестности и засыпая на ходу, шли бойцы отряда, пока на рассвете 26 октября, уже где-то за Можайском, видимо тоже оставленным нашими войсками, не услышали по-весеннему молодые раскаты грома. Но почему не видно вспышек молний?

А может, это не гром? Да и откуда ему взяться, когда уже кроют землю снега? Тогда что же означают эти раскаты - глухие, отдаленные и до странности низкие, словно берущие начало из глубин земли? Что так тревожно и радостно будоражит рассветное небо? Уж не своя ли, не наша ли артиллерия подала мучительно ожидаемый голос? Услышав, как после раскатов в небе гром приблизился и будто начал танцевать по земле, капитан-артиллерист подбежал к комиссару, схватил его в охапку, начал тискать изо всех сил.

- Товарищ комиссар! - Голос у капитана срывался. - Ребята! - не переводя дыхания воскликнул он. - "Катюши"... наши реактивные сыграли!..

Бойцы смотрели на него изумленными глазами.

- Будьте уверены! Они стоят от нас не дальше, как в семи километрах. - И на радостях капитан хлопнул себя ладонью по колену.

Близость фронта, а стало быть, скорый конец лишениям и мукам вызвали у каждого в душе сложные чувства. В волнении Гребенников сразу о чем-то задумался. Костров же сиял, на его лице исчезла бледность, прежде бескровные, обтянутые кожей щеки зарделись, и он воспрянувшим голосом сказал:

- Значит, конец нашим бедам!

- Да, фронт рядом, - кивнул Гребенников и помедлил насупившись. - Но придется прорывать. Другого выхода нет. И ждать нельзя. Надо идти, пока не поздно.

Они тронулись дальше, все больше распаляя себя неуемной, ранее только тлевшей, а теперь, в предчувствии близости фронта, вспыхнувшей надеждой. Знали: идти еще долго, лес казался бесконечным, и что будет потом - не помешает ли открытое поле, река с еще не замерзшей водой, а главное - не напорются ли случайно на укрепления, на сплошной вражеский огонь, - никто толком не знал. Все побаивались нелепого конца, и в то же время каждый надеялся, что все обойдется ладно.

И, надеясь на что-то, спешили, ускоряли шаги. А хватит ли сил дотянуть? Не слишком ли скорый взяли разгон? Не ближний свет, не поле перейти - целых семь километров!

- По-ти-ше-е! - пытаясь сдержать товарищей, еле выговаривает Алексей Костров, а сам хромает, странно переваливается с боку на бок и продолжает идти быстрым шагом.

А фронт ближе. И опять раскалывают тишину звуки реактивной установки. Теперь они более отчетливы, совсем близко - будто из-под ног вырвались снаряды, фырча слетели с рельсов и устремились в небо. Какое-то удивительно радостное, победное и вместе с тем тревожное ощущение: похоже, пророкотал по железу смерч. И вот уже шумной стаей приблизились снаряды и где-то за лесом, верстах в трех, рвались долго, с долбящей частотой.

- Белые молнии! - заметил, на миг остановясь, капитан.

- Чего ж у нас таких гостинцев сразу не нашлось? - спросил Костров. Давно бы немца скрутили.

- Не успели наделать перед войной, - уверял капитан, а сам, вздохнув, подумал: "Будь у нас побольше такой техники да не прошляпили бы начало войны, сразу бы надавали фашистам по зубам". Но сейчас не до обид, каждый утешал себя мыслью, что хоть враг и занес нож на Москву, а все равно бьют наши орудия, летят огненные молнии - значит, живет, борется, расправляет плечи разгневанная Россия!

- Русские долго запрягают, да быстро ездят, - заметил все время молчавший комиссар.

Через час, может и раньше, лес поредел, раздвоился на клинышки и пополз мелкими кустами на взгорок, точно желая погреться на солнцепеке.

Утро выбросило вязь лучей. За расступившимся лесом лежало безмолвно притихшее поле с будыльями подсолнуха. Стало совсем светло, но на востоке все еще глыбилась белая вихревая туча...

Но что это вон там, на пригорке? Уж не пушка ли смотрит жерлом ствола и ждет мгновения, чтобы одновременно повести стрельбу не только по немцам, но и по отряду? Конечно же, пушка! И главное - наша! Иначе чего бы ей стоять повернутой в свой тыл стволом?

Да погоди же, постой - не сметь стрелять! Разве не видишь - свои мы, из беды, из адова котла рвемся. Сколько было сил, кричали бойцы отряда. И, кажется, позиция услышала, внемлет охрипшим в горе и радости голосам. Кто-то даже помахал снятой ушанкой. Бегом же, скорее, пока не прикрылся твоей спиной враг, чтобы еще на один шаг стать ближе к Москве!

Вот до какого часа дожил ты, Алексей, вместе с товарищами! Вот когда нужно всю энергию, всю силу, каждый мускул рук и ног собрать вместе, чтобы сделать этот последний спасительный рывок. Только крепись, Алексей, поосторожнее будь со своим сердцем - оно ведь тоже не вечно - может и на радостях отказать. А прежде всего - не забудь о ноге. Куда ты взял такой разбег? Подвернется расшатанное колено - и упадешь как подрубленный.