Вторжение

Он принес из сеней дров, наколол сухой щепы и растопил облицованную кафелем печь. Сидя у огня, он с мягкой улыбкой поглядел на жену, сказал:

- Надо бы нам новоселье справить.

- Успеется, - отозвалась Катя. - Меня беспокоит, есть ли рынок близко. За картошкой надо сходить, за овощами...

- Гм... Да у меня этого добра на всю зиму припасено. Капусты целая бочка.

Екатерина Степановна взглянула на него с притворным удивлением.

- Кто это для тебя постарался? Вижу, пошаливал тут... без нас...

- Было кому... - улыбнулся он, разглядывая свои руки с давними сухими мозолями.

- И обеды, скажешь, сам себе варил?

Николай Григорьевич подошел к ней, неожиданно поднял на руки, весело покружился по комнате.

- Да будет тебе, Коля!

- Я же по тебе извелся... - сознался Николай Григорьевич.

Поутру Алешка побежал на улицу и скоро вернулся, весь взмокший, с глазами, полными радости.

- Ой, здесь так здорово! Лес кругом, снегу полно. Я одного командира видел, обещал мне гильзы дать. Можем, говорит, из винтовки научить стрелять. Разрешишь, папа?

- Рано тебе такими вещами баловаться. Увижу, уши отдеру, - строго заметил отец.

Алеша обиженно скривил губы.

- И бинокль не дашь? А в письмах обещал...

Усмехнувшись, Николай Григорьевич сказал:

- Бинокль хоть сейчас бери, на стене висит.

Алеша пошарил глазами по комнате и от радости захлопал в ладоши. Подбежал к двери, снял с гвоздика бинокль и тотчас стал нацеливаться окулярами на вещи в комнате, на окно, откуда открывался захватывающий, полный голубизны и солнца простор.

- Мама, что я вижу! Ты только погляди! - воскликнул он, подавая ей бинокль. - Речка вон. А подальше лес, такой большой, весь в белом!

- Этот лес для самой охоты, - отозвался Николай Григорьевич. - В нем белок тьма. И даже кабаны водятся.

- Какие они, страшные? - спросила Света.

- Очень. Бывает, что и на огороды, прямо к дому подходят. И клыки у них во какие! - Он присел на корточки, изобразил на пальцах клыки. Она вскрикнула, и тотчас прыгнула к нему на шею.

В сенцы кто-то вошел, потопал сапогами, видимо, обивая снег, и едва открылась дверь, как Шмелев встал и шагнул навстречу Гребенникову.

- Батенька мой! Ну-ну, заходи!

Гребенников немного постоял, разглядывая комнату.

- Познакомься, Катюша. Наш комиссар, - сказал Николай Григорьевич и с той же веселостью добавил: - Ну, а это мой выводок.

Гребенников задержал пытливый взгляд на мальчике, смерил его с головы до ног. Он не по летам вытянулся и, словно боясь своего роста, заметно сутулился. У него были большие хмуроватые глаза, топорщился коротко подстриженный хохолок, нос был с приметной горбинкой. "Как ястребок", подумал Гребенников, а вслух заметил:

- Шмелевской породы!

Разговор за столом велся о всякой всячине: то перекидывался на дальние берега Невы, то касался самых будничных армейских дел.

- Выводы инспекции не присылали из округа? - спросил Николай Григорьевич.

Гребенников покачал головой и, намереваясь что-то сообщить, повел глазами по комнате, как бы давая понять, что говорить в присутствии даже его жены неудобно. Екатерина Степановна поняла намек, быстро оделась и ушла с дочкой гулять во двор. Следом за ними, важно повесив на грудь бинокль, выбежал и Алеша.

- О главном я тебе не сказал, - оставшись наедине, озабоченно сказал Гребенников. - У нас большие перемены.

- В чем?

- Пришло указание сдать коней, упряжь, повозки. И оружие. Да-да, придется нам прощаться с трехлинейкой, - добавил Иван Мартынович, поймав настороженный взгляд комбрига.

- Взамен что дают? - отрывисто спросил Шмелев.

- А пока ничего. Только сулят...

- Как ничего? - вырвалось у Шмелева. И он вскочил упруго, словно подкинутый кверху пружиной. Глаза его в одно мгновение стали жесткими и неприязненно колючими.

Встал и Гребенников.

- Кому это взбрело в голову? - закричал почти в бешенстве Шмелев. Что делают! Что делают! Да ты знаешь, на что нас толкают?.. Это же обезоружить дивизию! - порывисто взмахивая руками, горячился Николай Григорьевич. - В такое время всякое может случиться... И тебе-то, комиссару, совсем непростительно! Только лозунги изрекаем о бдительности. А для нас это не лозунг, а реальность. Конкретная реальность!

Гребенников смотрел на комбрига исподлобья, смотрел не моргая, затем выпрямился и сказал:

- Ну, а разве наверху люди не понимают этого? Мы с тобой исполнители, так сказать, сошки...

- Не прибедняйся, - перебил ледяным тоном Шмелев. - Случись что, нас за шиворот потянут в трибунал... Нет, я этого не оставлю! Сейчас же, немедленно отменить! - Шмелев шагнул в прихожую, где стоял телефонный аппарат, но Гребенников осторожно взял его за руку.

- Погоди. Это не телефонный разговор, - заметил он и потянул комбрига в комнату. Сели за стол. Дав Шмелеву немного остыть, Иван Мартынович заговорил:

- Николай Григорьевич, не кипятись, дело поправимое... Сгоряча не надо. Люди разные, возьмут и раздуют...

- За правду бороться не страшно, а если прятать ее, правду-то, она обернется ложью... Великим обманом против нас самих, против народа.

- Все это верно, - согласился Гребенников. - Но побереги себя, не рви нервы.